Генрих Канн тщательно прикрыл за собой дверь и настороженно оглянулся.
Все было в порядке: железная кровать в углу, зеркальный шкаф, окно, сквозь которое лился серебряный свет луны. Слишком скромное жилище для высокопоставленного офицера СС.
В душе он всегда оставался аскетом. Единственная роскошь, которую позволял себе Канн, – длинные французские сигареты. Все остальное казалось лишним. Алкоголь, женщины из борделя, эксклюзивные рестораны «только для офицеров»… Все это существовало для тех, кто готов был проспать всю жизнь. Он же посвятил свою карьеру возвышенным целям. Вся его деятельность в Аненербе служила поиску одной-единственной вещи, которая обеспечила бы его гораздо лучше, чем снабжали себя спесивые чины в шитых золотом и серебром погонах.
Он подошел к столу и нежно опустил на него продолговатый сверток.
Снял плащ и бросил его на кровать.
Несколько мгновений он рассматривал ткань, в которую был завернут предмет, после чего не спеша принялся разматывать ее. С удивлением он обнаружил, что случайно прихватил с собой флаг Седьмого легиона Клавдия. На нем ясно читалось: «Legio VII Claudia». Закончив работу, Канн еще долго молча смотрел на лежащий перед ним предмет. И когда он наконец поднял меч, руки его задрожали.
Всю свою жизнь он мечтал об этом мгновении. Но ему даже в голову не могло прийти, что это случится в балканской глуши, в комнате, оклеенной давно вышедшими из моды австрийскими обоями, в самом конце войны, которая, по глубокому убеждению всех жителей фатерланда, должна была принести Германии блистательную победу. Он опять осторожно обернул меч флагом, опустил его в ящик и запер на ключ.
Канн ощутил во всем теле странную приятную дрожь. Усевшись на стул, он потянулся за одной из книг, которые были аккуратно расставлены на полке, и открыл ее.
Глаза пробежались по рядам рун…
Высоко в небе сияла луна – круглая дыра в тончайшей ткани вечности, сверкающий глаз демона, рассматривающего город… Город под ней казался скопищем сбившихся в кучу домов, разрезанных улицами. Купола храмов возвышались над этим кладбищем несбывшихся надежд, укрытым невидимой тенью гражданской войны и тихой балканской неизбежностью – первопричиной жизни и смерти.
Отто фон Фенн задумчиво смотрел в сторону проволочной ограды. За ней простиралась ночь – густая непроницаемая сеть. Весь северо-восток был залит серебристым лунным светом. Пейзаж выглядел призрачным и безлюдным, а ряды пирамидальных тополей вдоль Нишавы издалека напоминали неподвижное мертвое войско.
