Фон Фенн посмотрел на Рихтера с нескрываемым удивлением:
– Думаешь, тут есть какая-то связь?
– Не знаю… Может, не впрямую, но…
– Попробуй объяснить мне это, Герман.
– Я думаю, что он каким-то образом спровоцировал их.
Фон Фенн взмахнул рукой:
– Да нет, прошу тебя! Смотри на вещи рационально! Неужели это…
– Скажи мне, Отто. – Голос Рихтера звучал холодно и уверенно. – Что рационального ты видишь в событие последних месяцев?
– Просто вся эта война – огромное безумие.
– Но может ли этот путь привести нас к созданию чистокровного арийского человека? Которому предстоит унаследовать эту землю?
Фельдкомендант отрицательно качнул головой и цинично улыбнулся:
– Тебе нравится эта библейская аллегория… Унаследовать землю? Какую землю? Балканы? Оглянись! Ты видел их лица? Ты видел, как они едят, пьют, молятся Богу? Мы – временные люди в дикой стране, которую не понимаем. Они ведут гражданскую войну, не обращая на нас вниманиях. Мы оккупировали их страну, а они уничтожают друг друга по идеологическим причинам. Небывалый в истории случай! Но когда мы уйдем отсюда, они даже не вспомнят, что сражались друг с другом. Они запомнят концлагерь в районе «Красный Крест», бомбардировки, расстрелы на Бубне, но забудут, что вытворяли друг с другом. Для них это вовсе не важно.
Капитан Рихтер взял в руки папку и вынул из нее дне фотографии:
– Посмотри.
Фон Фенн взял одну из них. На ней человек в длинной офицерской шинели держал в высоко поднятой руке кикой-то плохо различимый предмет.
– Что это?
– Снимок сделан в прошлом году в Прокупле. Младший Печанац демонстрирует отрубленную голову партизана.
– Боже… – пробормотал фон Фенн и принялся рассматривать второй снимок.
Худой и голый человек сидел на металлическом стуле, запрокинув голову. Его тело было покрыто огнестрельными ранами и изрезано ножом; на горле, там, где должен был быть кадык, зияла ужасная рана. Странно, но лицо человека не было искажено болью, под остекленевшими глинами и сломанным носом отчетливо была видна улыбки на омертвевших губах.
– А это?..
– Дело рук Канна. Знаменитый Дрецун, спекулянт из Лесковаца, торговал антиквариатом. У него было нечто крайне необходимое Канну.
– А почему он улыбается?
– Учитывая то, что с ним сотворили, смерть для него стала настоящим счастьем.
С отвращением отодвинув фотографии, фон Фенн налил себе и Рихтеру ракии.
– Зачем ты мне все это показываешь?
– Потому что порой между нами и ними нет никакой, разницы. Потому что иной раз зло… – он ткнул пальцем в снимок, – порождает новое злодеяние.
