Вот санитар только что сделал укол ефрейтору, получившему ранение в легкое.
– Вам не следует говорить, – предупредил я. – Ничего не поделаешь.
Тяжело дыша, ефрейтор не спускал с меня лихорадочно блестевших глаз, следя за каждым моим движением, и даже попытался что-то сказать, но я жестом остановил его. Поток раненых нарастал, и у меня уже не было возможности уделять ефрейтору много времени, тем более что скоро его все равно должны были отправить в тыл. Но внезапно он окликнул меня.
– Мне нужно вас кое о чем попросить… Возьмите мой автомат и сохраните его. Ребята из моего взвода непременно придут меня навестить; отдайте автомат им, он очень им пригодится во время уличных боев.
– Хорошо, дружище, твой автомат я сберегу.
Когда его погрузили в санитарную машину, он вновь пытался что-то добавить, но я перебил его:
– Не волнуйся, приятель, твой автомат они получат.
Улыбка скользнула по бледному лицу ефрейтора, затем санитар захлопнул дверцу автомашины.
А раненые все прибывали, и нам приходилось все чаще, держа наготове оружие, выбегать в стужу на изрытое воронками поле, чтобы помочь раненым добраться до перевязочного пункта. Как правило, медицинская помощь для большинства поспевала вовремя, но некоторые уже с самого начала были обречены. На баварца из 17-й роты из засады напал советский политрук и дважды прострелил ему голову. Теперь баварец лежал при смерти в задней комнатке в безнадежном состоянии, но его сильное тело все еще не желало сдаваться. Но вот снова поступили раненые, и с ними двое солдат из 17-й роты; одному осколок перебил руку, а другой получил пулю в живот.
– И кто это здесь бунтует? – спросил один из них и, услышав фамилию, воскликнул: – О боже! Неужели наш Зепп?
По мнению санитара, буквально валившегося с ног от усталости после двадцатичетырехчасовой непрерывной работы, баварец уже находился в состоянии предсмертной агонии. Оба его товарища настояли на том, чтобы побыть с умирающим.
Над нашим передовым перевязочным пунктом непрерывно с воем проносились снаряды русских. В какой-то момент русские задействовали многозарядные пусковые установки реактивных снарядов (имеются в виду 16-зарядные БМ-13, прозванные «катюшами», а немцами – «сталинскими органами», были также варианты пусковых систем не только на автомобилях, но и на легких танках, тракторах, бронепоездах. – Ред.), которые дали залп, выпустив сорок два снаряда. Вскоре вернулась санитарная автомашина, чтобы забрать очередную партию раненых, в том числе и двоих солдат 17-й роты.
