Повествуя о гимназии, Володя рассказал мне такой случай.
На уроках новых языков соединяли основной и параллельный классы в один, и вот первый ученик параллельного класса (кажется, Пьеро) попросил у Володи списать слова к немецкому переводу.
— И что же, — спрашиваю, — ты дал?
— Конечно, дал… Но только какой же это первый ученик!
— Так неужели, — говорю, — с тобой никогда не бывало, что ты урока не приготовил?
— Никогда не бывало и не будет! — отрезал Володя.
Ему вообще было свойственно выражаться так коротко и решительно.
Слова Володи никогда не расходились с делом даже в этом возрасте. С первого и до последнего класса гимназии он был первым учеником и переходил из класса в класс с первой наградой.
В дождливую погоду, засидевшись часов до двух ночи, пошли мы с Володей к реке — умыться перед сном. Дождь уже прекратился, начинало светать.
Пробраться к купальне было невозможно — мостки всплыли.
Тут мы сразу догадались, что от непрерывного дождя переполнился пруд.
Бросились на плотину.
Смотрим — вода идет уже через верх.
Я предложил открыть затворы (вершняга), но Володя возразил, что у нас нет ни веревки, ни лома, ни лебедки в поэтому мы с этим делом не справимся, надо сейчас же разбудить мельника.
И мы забарабанили в окна помольной избы.
Выскочил заспанный мельник и безнадежно развел руками. Ничего уже сделать было нельзя.
Не прошло и пяти минут, как раздался легкий, как бы предупреждающий треск, за которым вскоре последовал страшный грохот, и вся масса воды с шумом, громадными валами устремилась с четырехметровой высоты вниз, ломая деревянные и размывая земляные укрепления. Вся масса уходящей воды была окутана туманом, как дымом.
Картина величественная!
Быстро, на наших глазах, пруд ушел, оголив безобразные илистые берега и оставив в глубине только небольшую речушку.
— Точно после пожара… — заметил Володя.
И действительно: как пожарище печально напоминает о стоявшем недавно доме, так и опустевший пруд напоминал красивое зеркало воды, спокойно лежавшее в зеленой раме берегов, теперь почерневших, как бы опустившихся, обгорелых… Однако это грустное разрушение плотины, или, как говорили в Кокушкине, «гнусный уход пруда», стало для Володи и для меня удовольствием, когда приступили к восстановлению прорванной плотины.
