— Езус Мария! Степо, як ты проихала? Кругом воны!
— А вот так и проехала, — Степанида взяла из повозки сумку и пошла в дом впереди хозяина.
В горнице было темно. Пташек давно уже не открывал в хате ставни на окнах. Какое-никакое, а укрытие от белого света: как душу черной пеленой от правды застилает.
— Зачем позвал? — Степанида не церемонилась с лесником. Знала, что Сидор за нее любому глотку перегрызет. Знал об этом и Пташек.
— Степо, у меня чоловик у клуни, на сеновале. Раненый дюже.
— Из леса?
— Ни-и! Офицер.
— Как он оказался здесь? Что ты брешешь! — Степанида заподозрила недоброе в словах лесника. — Стал бы ты у себя прятать советского офицера.
— А можлыво, вин и не офицер? — Пташек придвинулся к Сокольчук, зашептал, оглядываясь, будто в доме их могли подслушать. — Форму надеть не долго, а документы як поглядеть. У него зброя. Застрелит.
— Думаешь, из-за кордона идет?
— Може буты. Я сына до Сидора послав. Хай проверят, що за чоловик. А ты ходь, перевяжи его.
Двором прошли к большой, крытой соломой клуне. Пташек принес лестницу, приткнул к стене, поднялся до половины.
— Не пальни, пан офицер, — с опаской проговорил он. — Я тебе фельдшерицу привел.
— Пусть зайдет, — через некоторое время ответил хриплый голос.
Пташек с облегчением спрыгнул на землю, услужливо подсадил Степаниду. И, не дожидаясь, пока та поднимется на сеновал, скрылся за углом сарая.
Борис был белее полотна, но держался уверенно. Только хрипловатый голос предательски прерывался на полуслове, выдавал его состояние.
— У вас бинт есть? — спросил он. — Мне нужна перевязка.
Степанида смотрела на Бориса во все глаза: «Неужели Боярчук? Борька Боярчук, сын машиниста Григория Боярчука и жены его тетки Терезы».
— Вы что, раненых не видели? Я сделаю все сам, помогите мне только немного. — Борис откинулся на спину, сдерживая стон, повернулся на бок. — Ну, что вы застряли у входа, давайте вашу сумку.
— Я зараз, зараз, — Степанида словно очнулась от дурмана, засуетилась, стала выкладывать из сумки медикаменты, бинты, вату. Потом наклонилась над Борисом, потянула за окровавленные тряпки. Руки ее дрожали.
— Не бойтесь, я вытерплю, — ободрил ее Боярчук.
Руки Степаниды автоматически делали свое дело, а мысли лихорадочно путались, торопились и никак не могли выстроиться в цепочку воспоминаний.
Сокольчук была старше Бориса лет на пять. Помнила его задиристым пацаном, водившим компанию с ее младшими братьями. Казалось, их судьбы никогда не пересекутся. Степаниду рано выдали замуж, и до войны она жила в другом селе. А когда ее муж По пьяному делу погиб на лесоповале, вернулась в Здолбицу. Сельсовет отдал ей пустующую хату под медпункт. В ней она и поселилась. Из-за того чуть жизни не лишилась.
