— Что же такого ужасного вы могли совершить в этом возрасте?
— Поступки, о которых я сейчас не хотел бы говорить. Такие рассказы не для ваших ушей.
— В самом деле? — Джулиана была заинтригована.
— Видите ли, мое движение в сторону греха началось в нежном двенадцатилетнем возрасте, когда я стал бросать плотоядные взгляды на одну из горничных во время вечерних молитв.
— Надеюсь, ваш отец не выгнал вас тогда из дому?..
— Тогда — нет. Тогда он просто выпорол меня. А вот горничную убрал безо всяких объяснений. Это первый пример того, как я вверг женщину в беду. Но грех, который стал причиной моей ссылки, был гораздо более серьезным, — добавил маркиз с ухмылкой, однако Джулиана почувствовала в его тоне обиду и горечь.
— И что же вы сделали?
Кейн медлил с ответом, потом сказал:
— Сейчас это уже не имеет значения. Но после этого я ушел. Отец довел меня до ближайшей остановки дилижансов, снабдив сотней фунтов, и сказал, чтобы я никогда не подходил к дверям Маркли-Чейза.
Джулиана поняла, что маркиз не собирается откровенничать. Немного помолчав, она задала очередной вопрос:
— А что же ваша мать? Она разве не возражала?
— Моя мать — праведница…
— Праведница, прогнавшая из дому шестнадцатилетнего сына?! — искренне возмутилась Джулиана.
— По мнению матери, мой отец всегда все делал правильно. И даже в высшем свете так считали. Поэтому я отправился в Лондон и стал делать то, что люди от меня ожидали. Я решил, что должен оправдать сложившееся обо мне мнение.
— Такой молодой — и такой одинокий! Как же вам удалось выжить?
— Я отправился жить в бордель. И там мне очень понравилось, — добавил маркиз с озорной улыбкой.
— Боже милостивый! — ужаснулась Джулиана.
— А потом я установил дружеские отношения с театром. Точнее — с некоторыми леди, украшавшими сцену своим присутствием.
— Выходит, вы не делаете из этого секрета?
— А какой смысл? Обо мне давно уже идет дурная слава. Спустя пять лет после моего ухода умер отец. Как для него ни прискорбно, лишить меня наследства он не сумел. Это было не в его власти.
— И вы вернулись домой?
— Лишь на похороны. Достойный презрения акт лицемерия, не так ли? А моя мать остается там. И она совершенно не заинтересована в моем обществе. Поэтому я веду безмятежную жизнь в нашем лондонском доме, а она содержит Маркли-Чейз.
Кейн не просил о сочувствии, но все же получил его. Джулиана в полной мере познала боль одиночества, когда ей пришлось покинуть тот дом, который она считала своим.
