Она внимательно слушает. Всю свою жизнь она, конечно, только и мечтала побольше узнать о номинализме. У меня не остается другого выбора, кроме как дать ей более развернутое определение.
— Согласно этому учению реально существуют только отдельные вещи с их индивидуальными качествами. Общие понятия, создаваемые нашим мышлением об этих вещах, не отражают их свойств и качеств. По сути, номинализм — это отрицание средневековой схоластики, платонизма. Номинализм имеет историческое значение, потому что для Европы он стал одним из этапов расставания со средневековьем. Особое развитие он получил благодаря Уильяму Оккаму. В четырнадцатом веке.
Лора слушает меня затаив дыхание. Пауза дает ей возможность выдохнуть наконец сигаретный дым.
— Bay, — произносит она. Однако ее взгляд нельзя, пожалуй, назвать обожающим. Я не предполагал, что ее неутоленная страсть к философскому знанию так быстро заставит меня сыпать специальными терминами.
— Не тратьте на нее слова, — встревает Тони. — Она все равно ничего не понимает.
— Конечно же, понимаю, — отвечает на это Лора, — и мне очень интересно. Так вы говорите, он имел огромное влияние? Этот…
— Номинализм. Да-да, огромное влияние на всю Европу. В том числе и на нидерландское искусство. По крайней мере я так думаю. — Однако под ее взглядом моя убежденность тает с каждой секундой. — Возьмем, например, Рогира ван дер Вейдена или Хуго ван дер Гуса. В их работах мы видим прежде всего единичные, конкретные объекты, которые не являются символами абстрактных идей, а предстают перед зрителями такими, каковы они есть, ни больше ни меньше…
По выражению ее лица я понимаю, она первый раз слышит о ван дер Гусе. И, наверное, о ван дер Вейдене.
— Или хотя бы Ян ван Эйк, — предпринимаю я новую попытку. — Его знаменитое зеркало. Светильник, деревянные башмаки… в портрете супругов Арнольфини… в Национальной галерее…
Я вовсе не уверен, что она слышала о Национальной галерее.
— Только он начал писать свою книгу, — совершенно некстати вставляет Кейт, — как его внимание привлек Мастер вышитой листвы.
Лора смотрит на Кейт, а затем снова на меня.
— А все потому, что Фридлендер его незаслуженно проигнорировал, — считаю я своим долгом оправдаться, хотя знаю, что это безумие.
Лорин взгляд перемещается с меня на Кейт и обратно.
— Макс Фридлендер, — приходится мне объяснять, — блестящий знаток нидерландского искусства раннего Возрождения.
— Но затем, — продолжает Кейт, — он решил, что Фридлендер был все-таки прав.
