На его лице появилось угрюмое выражение.
— Нам многое нужно обсудить.
— Я знаю. Но если я позволю тебе остаться, то не думаю, что нам удастся поговорить о многом.
— А что, если я пообещаю не трогать тебя?
Когда наши взгляды скрестились, казалось, вся комната заполнилась напряженными электрическими разрядами.
— Ты бы солгал, — сказала я.
Джек потер затылок и нахмурился.
— Ты права.
Я склонила голову в сторону двери.
— Пожалуйста, уходи.
Он не двигался.
— Когда я смогу увидеть тебя снова? Завтра вечером?
— У меня есть работа.
— Послезавтра?
— Я не знаю. У меня полно материала для работы.
— Черт возьми, Элла, — он пошел к дверям, — ты можешь отложить это сейчас, но тебе придется иметь с этим дело позже.
— Я большой сторонник откладывания вещей. По большему счету, я даже откладываю откладывание.
Он послал мне пылкий взгляд и ушел, захватив с собой пустую коробку из-под детской кроватки.
Я неторопливо убралась на кухне, вытерла столешницы, сделала бутылочку для Люка. Я продолжала посматривать на телефон — было как раз самое время для ночного разговора с Дэйном — но он продолжал молчать. Должна ли я рассказать ему о том, что случилось между мною и Джеком? Свободные отношения предполагают тайны? И если я расскажу Дэйну о том влечении, что я испытываю к Джеку, что хорошего из этого может выйти?
Обдумав ситуацию, я решила, что единственным поводом рассказать Дэйну о поцелуе было бы то, если бы это привело к чему-то серьезному. Если бы я увлеклась Джеком. А я не увлеклась. Поцелуй был совершенно бессмысленным. Поэтому, самый мудрый выбор — не говоря уже о самом легком — состоял в том, чтобы притвориться, что его никогда не было.
И отложить разговор об этом, пока все это не забудется.
На следующий день я позвонила своей сестре. Я была расстроена, но не особо удивлена, когда Тара не дала мне разрешения поговорить с ее лечащим врачом — доктором Джеслоу.
— Ты же знаешь, я не хочу делать что-то в ущерб тебе, — сказала я ей. — Я лишь хочу помочь.
— Я прекрасно справляюсь сама. Ты сможешь поговорить с моим доктором позже. Может быть. Но это не то, что мне нужно прямо сейчас.
Была какая-то оборонительная нотка в тоне Тары, и мне она казалась слишком знакомой. Я чувствовала, что жила с подобным ощущением где-то год после того, как начала терапию. Как только ты начинаешь понимать, что имеешь право на свою собственную личную жизнь, ты всеми силами стараешься защитить ее. Конечно, Тара не желала моего вмешательства. Но, с другой стороны, я должна была знать, что происходит.
