— Дверь слишком крепкая, — со знанием дела сказал Рамбальдо. — Топором такую не возьмешь, а тарана у нас нет.
— А ты головой своей попробуй, дубина! — беззлобно отозвался Николо, внимательно разглядывая забранные решетками арчатые окна. — Только ведро с нее сними, чтобы тихо было… Но лучше, — заявил он после недолгой паузы, — подсади-ка Бучелло на стену!
Сказано — сделано. Маленький жилистый Бучелло хорьком взлетел на плечи Рамбальдо и, изучив обстановку, отрапортовал:
— Все чисто. Пойду открою ворота, — и с теми словами скрылся за стеной.
Марко, все это время пребывавшему в некоем оцепенении от осознания ужасного факта собственного участия в обыкновенном разбое, показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем из-за двери донеслось негромкое звяканье и одна створка приоткрылась со звуком, напоминающим старческое кряхтенье. В просвете показался Бучелло и махнул рукой, подзывая товарищей:
— Шевелитесь! Кажется, меня заме…хак! — Тут раздался звонкий щелчок, и Бучелло изумленно выкатил глаза и высунул острый черный язык. Рухнув ничком, бедолага съехал по ступенькам и уткнулся головой в ноги Марко. Тот нагнулся и увидел глубоко засевший в затылке Бучелло — ровнехонько под обрезом шлема — арбалетный болт.
— Ах вы, педерастовы дети! — взревел Рамбальдо и ринулся во двор, потрясая топором.
Следом за ним, заслоняясь таржами,[32] рванулись Бенинтенди и Ризардо, и тотчас воздух наполнился лязганьем, воплями и запахом крови. Николо же, не спеша, осторожно заглянул в дверь, поморщился и бросил Марко, стоявшему на коленях возле трупа:
— Чего копошишься, как Иов на гноище? Затащи его внутрь и закрой ворота! Я вхожу, — и, слегка помедлив, скрылся из виду.
Когда Марко заволок тело наверх, звуки битвы уже смолкли. Отрешенно он ступил во двор, и его взору открылась печальная, хотя и привычная картина. У входа на красиво вымощенной дорожке валялся с арбалетной стрелой во лбу Рамбальдо. Чуть поодаль сидел, прислонясь к колодцу, какой-то грек с рассеченной надвое головой. Далее лежали вповалку Бенинтенди и Ризардо, первый — с рубленой раной на груди, второй — со стрелой под лопаткой. Марко наклонился и проверил пульс у обоих — увы, они были мертвы, как камень, на котором лежали. Закрыв им глаза и прошептав коротенькую молитву, Марко двинулся к дому. На пороге он увидал раскинувшегося в луже крови человека. Вопреки ожиданиям, то был не Николо, а греческий воин, судя по раззолоченному нагруднику и дорогой кольчуге, весьма высокого звания. Лицо его было красиво и моложаво, однако темно-русые ухоженные волосы обильно серебрились на висках. Сильная рука продолжала сжимать окровавленный меч — видимо, это от него пал Бенинтенди. «Что ж, он всего лишь защищал свой дом. Но где же Николо? И кто стрелял из арбалета?» — подумал Марко. В этот миг ромей открыл глаза и что-то прошептал. Марко приблизил ухо к его губам, но не смог разобрать ни слова, кроме: «Спаси». Затем раненый закрыл глаза, глубоко вздохнул, словно собирался уйти под воду, и умер. Перекрестив ему лоб, пробормотав
