Приехал командир и приказал срочно вытягивать машины для следования к новому месту расположения. Рота вытянулась в походную колонну, и машины двинулись в путь на север. Опять пыль, бескрайняя степь. Потрескавшаяся от жары земля, не знавшая последнее время ни единого дождика.
К вечеру рота прибыла и разместилась в поселке Блинников. Туда подтягивались остатки складов бригады и ряд машин из других подразделений. Рота технического обеспечения, замыкающее подразделение бригады, шла впереди, вернее, отступала, убегала первой. И куда? От наступавшего противника к прорвавшемуся противнику… А где он, прорвавшийся? Есть ли пути отхода и куда? Все были в недоумении. Не отошли еще от прошлой ночи. Людей занимали вопросы ночного взрыва и пожара. Большинство сходилось во мнении, что это дело вражеских рук. Диверсия.
Четверг, 27 августа 1942 г. Изменники.
Спал на носилках. Стояли на земле под машиной. Шофер спал в кабине. Подзастыл. Ночи стали прохладными, много росы. Что сулит нам новый день? Ко мне подошел старшина Николаев, поздоровался, подал руку и доверительно сказал:
— Дело есть, доктор, отойдемте в сторону. Спирт весь опечатали, и мне приказано отвезти его сейчас же после завтрака и сдать в роту управления. Там находится часть бригадного склада. Я успел отлить одну канистру и прошу вас взять ее на хранение к себе. Пусть у нас будет свой «НЗ».
— Где же я буду ее хранить? Мое имущество находится в открытой бортовой машине. Сидеть возле нее не смогу я.
— Мне некому доверить, разопьют, сволочи. Возьмите, пока я буду отвозить спирт в бригаду. Приеду и заберу. Прошу сделать это. Надо, понимаете, надо немного сохранить для себя. Я все думал, куда девать канистру, и ничего другого не придумал.
— Может, в какую-то летучку поставить. К Саркисяну или Дьякову?
— Хрен увидишь потом, не отдадут, и баста. Принесу вам, поставьте к своему имуществу, никто и не догадается. Подумают, что бензин.
— Несите, что поделаешь.
И он принес для хранения канистру спирта, которую поставил на машину к другим канистрам с бензином. Не перепутать бы. Чтоб случайно не залили, сделал заметку на канистре — к ручке привязал кусок бинта.
С утра стали разыскивать красноармейца Вернигору и еще одного ремонтника, по фамилии Кихтенко. Поднял этот вопрос уполномоченный особого отдела старший лейтенант Китайчик. Когда стали уточнять, то выяснилось, что их не видели еще с утра вчерашнего дня, после злополучной пьянки и пожара. Вернигора примелькался в роте за последние две недели своими не совсем здоровыми разговорами, а иногда и просто вражескими. Очень активен он был позапрошлой ночью. Как-то втерся в доверие к Лукьянову, добился доступа к спирту и старался всех споить. Кихтенко был незаметным, работящим, исполнительным красноармейцем, лет за сорок. Семья его была в оккупации где-то на Волыни. Вернигора и Кихтенко как-то сдружились, вернее, первый подчинил второго. Жили и спали вместе. Сослуживцы по ремонтному взводу, которые чаще других соприкасались с ними, высказали предположение, что они ушли к немцам. Стали вспоминать, что Вернигора вел разговоры о переходе линии фронта и о возвращении в родные места. Это было, когда враг разбрасывал листовки и в другое время. На возмущения окружающих отделывался шуткой, мол, хотел испытать их, или говорил, что раздумывает вслух для себя, как сохранить свою жизнь для семьи, родных. Этим рассчитывал воздействовать и на других.
