Наедине с собой | страница 2

Наука неутомимо разгадывает тайны. Раскрываясь, тайны начинают нам служить, приносят комфорт, но почему-то не сообщают ощущения всемогущества. Наоборот, лишний раз убеждают: об окружающем нас мире мы успели узнать гораздо больше, чем о самих себе, – ощущение, пришедшее к человечеству только в XX веке. (Может быть, за одно это стоит быть благодарным науке.)

Это XX век со всей ясностью обнаружил, что мир человеческой души не напоминает собой часовой механизм. Это XX век отказался от детерминизма в толковании человеческих поступков. Люди с удивлением узнали о себе множество вещей, непонятных рациональному сознанию XIX века. Из огня XX века люди вынесли алогичное, казалось бы, убеждение, что огонь не всесилен, что есть идеи, побеждающие смерть.

…Мы так любим охотиться за тайнами: частицы, античастицы, разбегающиеся галактики, дрейфующие материки…

Главную тайну мы задеваем плечом, когда садимся утром в автобус.

Каждое утро ровно в восемь Лев Сергеевич заводил одну и ту же пластинку. Раз, другой, третий, на полную мощность радиолы «Эстония». Мужественный баритон перекрывал шум соседнего кузнечного цеха и гудки проходящих тепловозов. А мы опали, делали вид, что опали. Тогда Лев Сергеевич выключал музыку и деликатно стучал по очереди в каждую дверь. В ответ недовольно поскрипывали полки. И все-таки без четверти девять мы были в салоне, уже умытые, еще голодные, но в белых халатах.

Без десяти девять приходил первый машинист. Без пяти – второй. Один сразу попадал в руки лаборантки Люды. Она уводила его на «бегущую ленту», прилаживала на руках и ногах электроды, подставляла скамеечку. Второго машиниста усаживали в моем купе. Там стояли два письменных стола, магнитофон и жестяные «эмоциональные» таблицы. Таблицы были прикрыты аккуратными занавесочками. В моем купе шли эксперименты на эмоциональную устойчивость.

В десять приходил первый диспетчер. Он сидел в салоне и играл в игру «Пять».

Кончалось все это поздно. Последний испытуемый уходил в десять часов вечера. И тогда становилось совсем тихо. Остро пахло мазутом, остывающим металлом, рельсами. Пахло дорогой. И еще борщом с фасолью: проводник Алексей Ефимыч варил его каждый день.

Вот уже неделю вагон стоял в депо Львов – Запад возле малого поворотного круга, куда сходятся рельсы из разных цехов. Локомотив приходит на круг, а потом его поворачивают и загоняют на ремонт куда нужно.