— В этой церкви отпевали вашу мать.
— Вы были на похоронах?
— Да, а потом заходила в дом, где вы жили в детстве. Я видела вашу сестру…
— Она говорила с вами?
— Она не закрывала рта. Называла вас безрассудным во всех отношениях. Рассказывала, как вы любили, когда она читала вам вслух. Вы предпочитали «Жития святых», особенно рассказы о мучениках.
— Святой Агате, — сказал Терри, — отрезали грудь, после чего бросили ее на раскаленные угли.
— Какая неприятность, — пробормотала Дебби. И он догадался, о чем она подумала.
— Зато она стала мученицей. Но чаще христианок отдавали на съедение львам.
— А многие из моих друзей — язычники, — отозвалась Дебби. — Поклоняются идолам. Вы смотрели «Жизнь Брайана»?
— Да, Монти Питон — «Благословенны сыровары». Что они пели в конце, когда их распинали?
— Не помню, но это было здорово.
Они проехали ярко освещенные ряды подержанных машин.
— Вы были алтарным мальчиком?
— И каждый день вставал в шесть часов, чтобы идти на мессу.
— Ваша сестра считает, что вы стали священником из-за этого.
— Правда, в восемь лет я заглядывался на задницу Кэри Беднарк.
Дебби немного помолчала.
— Но потом вы все равно поступили в семинарию.
— Да, в Калифорнии, — ответил Терри.
— Но вы не приняли рукоположение до тех пор, пока не уехали в Африку?
— Так получилось.
— Вы принесли обеты там?
Подразумевалось — бедности, послушания и целомудрия…
— Это обязательно для рукоположения, — пояснил Терри, пытаясь понять, куда она клонит.
— Наверное, — проговорила Дебби, — когда вы жили в африканской деревне, вам нетрудно было соблюдать их.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался он.
— Ну, это бедная страна третьего мира… И никого, перед кем надо отчитываться…
Это объясняло легкость соблюдения только двух первых обетов.
Приготовившись услышать, как она справится с обетом целомудрия, Терри спросил:
— И что же?
Но Дебби, удивив его, уклонилась от темы и спросила:
— И теперь вам надо раздобыть денег для вашей миссии?
— Я затем и вернулся. Священник, чье место я занял, отец Тореки…
— Да, ваш дядя. Фрэн мне говорил.
— Он возвращался домой и объезжал приходы в Детройте и собирал деньги, читая проповеди во время воскресных служб. Я, пожалуй, с этим не справлюсь. Проповедник я неважный. Когда я читал проповеди, меня переводили, и на киньяруанда это всегда звучало лучше. У меня много фотографий детей, большинство из них сироты, и эти фотографии раздирают сердце. Но я толком не знаю, что с ними делать. Помню, в школе у нас в классе стояла банка с надписью: «Для детей-язычников», и мы бросали туда мелочь, оставшуюся от денег на завтраки.
