Вафельное сердце | страница 50
Мама улыбнулась.
— Да, думаю, думает.
— Но я ведь не могу быть в этом уверен наверняка? — спросил я.
Нет, пока Лена этого не сказала, нельзя быть уверенным наверняка, согласилась мама.
Я продолжал думать, что Лене не с чего быть недовольной жизнью.
— А правда здорово, что я переехала к вам? — спрашивала она часто и широко улыбалась.
— Да уж, спасибо, кнопка, вернулась в коробку, — отвечал тогда дед. — Нам с Трилле было очень пусто в Щепки-Матильды, пока тебя не было. Всю ту неделю.
Теперь нам было так хорошо втроем с дедом проводить время по вечерам, что мы наперегонки неслись домой из школы. Однажды, только мы примчались и зашвырнули ранцы под балкон, дед спросил, не хотим ли мы снова сгонять на Холмы к Юну-с-горы. Снег уже таял, так что катиться придется не на санках, а на велосипеде.
Оказалось, что подниматься на велосипеде с мотором системы «крути педаль» так же утомительно, как тащить наверх санки с Леной. Дед выжимал из своего мопеда последнюю скорость и поддразнивал нас, пытавшихся за ним угнаться.
С того дня мы с Леной стали звать Юна-с-горы иначе: Юн-в-гору.
В молодости Юн-в-гору был моряком и в сражении потерял один глаз. С тех пор он ходит с черной пиратской повязкой.
— Я вижу только половину жизни, и отдельное спасибо Господу за это, — любит он повторять.
Из-за этой повязки многие дети Юна-в-гору боятся, но мы с Леной оба знаем, что он не страшный. Наоборот, в нем много хорошего, например, Юнова кляча — его лошадь. Летом она стоит на опушке леса и жует, а зимой стоит в конюшне и жует.
— Эта лошадь до того умная, что она ржет стихами, по-моему, — говорит про нее дед.
Когда мы наконец взобрались на Холмы, дед с Юном сели пить на крылечке кофе, а мы с Леной побежали в конюшню.
— Скучная какая-то эта кляча, — сказала Лена и наклонила голову набок.
— Она умная, — в полутьме ответил я.
— А ты откуда знаешь? Ты понимаешь ржание?
Ржать я не умел, а что кляча умная — знал. Но Лену разве так убедишь?
Мы долго торчали у Юновой клячи. Мы ее гладили и болтали с ней, Лена угостила ее конфетой. Я сказал себе, что это самая лучшая лошадь в мире.
— Она съела конфету, — рассказал я деду, когда мы вернулись к ним с Юном.
— Тогда это последняя конфета в ее жизни, — сказал дед, застегивая шлем и садясь на мопед.
— Почему последняя? — удивился я, но дед уже поехал и не услышал вопроса.
Когда мы доехали до дома и дед наконец остановился, я бросился к нему, схватил за руку и снова спросил:
— Почему конфета последняя?