Холейм Хуссейн все не унимался, хотя теперь ему было несколько не по себе. Есть еще одна небольшая загвоздка — всего одна! Повсюду, где бы шейх ни появился, ему, согласно этикету, должен вручаться подарок; в таком доме, как мой, это никак не меньше ста рупий. Впрочем, и об этом мне не придется заботиться: деньги соберут мусульмане Найроби, а мне всего и останется, что вручить их ему.
— Поверит ли шейх, что подарок исходит от меня? — спросила я.
На это Холейм Хуссейн не сумел ответить; порой цветные не дают ответа на ваш вопрос, даже если от этого зависит их жизнь.
Сначала я отвергла предназначенную мне роль, однако стоило мне взглянуть на обескураженных Холейма Хуссейна и Фараха, только что светившихся радостью, как я поступилась гордостью и решила, что позволю шейху думать все, что ему заблагорассудится.
В день визита я, совсем забыв о близящемся событии, поехала в поле, чтобы испытать новый трактор. За мной был послан Тити, младший брат Каманте. Трактор так ревел, что я не смогла расслышать его слов; запустить двигатель оказалось к трудно, что я не осмеливалась его заглушить. Тити бежал по полю рядом с трактором, как собачонка, задыхаясь и спотыкаясь о куски дерна. Только в конце поля, где трактор остановился, я расслышала его крик:
— Шейхи приехали!
— Какие шейхи?
— Все шейхи, — гордо объяснил мальчуган.
Всего прибыло четыре повозки, по шесть гостей в каждой.
Я отправилась вместе с Тити домой. Уже издали я увидела на лужайке фигуры в белом, словно к дому слетелась стая больших белокрылых птиц или даже ангелов. Видимо, для подкрепления ислама в Африке из Индии был выслан целый ареопаг. Впрочем, главный шейх выделялся из свиты: он направился в мою сторону, сопровождаемый двумя помощниками; на почтительном расстоянии за ними следовал Холейм Хуссейн. Шейх оказался низкорослым толстяком с тонким личиком, словно вырезанным из слоновой кости. Кортеж немного постоял рядом, а потом удалился; предполагалось, что я буду развлекать своего гостя самостоятельно.
Разговаривать мы с ним не могли: он не понимал ни английский, ни суахили, а я не знала его языка. Для выражения глубокого взаимного уважения нам пришлось прибегнуть к пантомиме. Насколько я поняла, ему успели показать дом. Вся имевшаяся в доме посуда уже красовалась на столе, вместе с цветами, подобранными и расставленными согласно сомалийским и индийским вкусам. Я уселась вместе с шейхом на каменную скамью у западной стены. Там, под наблюдением затаившей дыхание свиты, я передала ему сто рупий, завернутые в зеленый платок, принадлежавший Холейму Хуссейну.
