Прежде я испытывала предубеждение к старому шейху из-за его педантичности, но, увидев, насколько он стар и мал ростом, подумала, что он, возможно, сам испытывает неудобство. Однако сидя с ним на пару на солнышке и не делая попыток завязать разговор, а просто составляя ему компанию, я почувствовала, что он вообще не имеет представления о неудобстве. Он производил странное впечатление человека, которому никогда ничего не грозит. Он был по-своему учтив, улыбался и кивал, когда я показывала ему на холмы и высокие деревья, словно хоть к чему-то мог проявить интерес, но ничему не удивлялся.
Я гадала, чем вызвана такая благостность: полным неведением о существовании в мире зла или знанием о нем и полным с ним смирением. Неважно, вообще ли нет на свете ядовитых змей или вы добились полного иммунитета к их яду инъекциями сильных доз: результат получается один и тот же. Спокойное лицо этого старика походило на личико младенца, еще не научившегося говорить, всем интересующегося, но не способного удивиться. С таким же успехом я могла бы сидеть на каменной скамье с божественным младенцем, сыном старого плотника Иисусом, время от времени покачивая ногой Его колыбель. Так же выглядят древние старухи, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Это не мужское выражение лица — оно лучше сочетается с женским платьем; однако оно великолепно гармонировало с белыми шелками моего престарелого гостя. Я воспринимала его как клоуна из цирка.
Старик был утомлен и не хотел вставать. Холейм Хуссейн повел тем временем остальных шейхов на экскурсию к кофесушилке. Главный шейх напоминал мне птицу, поэтому я решила, что его могут заинтересовать пернатые. В то время у меня в доме жил ручной аист, кроме того, я держала гусей, которых запрещалось убивать, чтобы мое жилище напоминало мне о Дании. Гусями старик заинтересовался: указывая в разные стороны горизонта, он осведомился, откуда они взялись.
По лужайке сновали мои собаки, что дополняло вневременный характер происходящего. Я полагала что Фарах и Холейм Хуссейн запрут их на псарне, ибо последний, как правоверный мусульманин, всякий раз в ужасе шарахался от них, когда появлялся по делам у меня на ферме. Однако они остались на свободе и прогуливались вокруг шейха, как львы вокруг овечки. Это были те самые собаки, которые, по словам Исмаила, умели отличить мусульманина по виду.
Перед отъездом шейх подарил мне в память о своем визите кольцо с жемчужиной. Чувствуя себя обязанной чем-то одарить его в ответ, кроме позорной сотни рупий, я послала Фараха на склад за шкурой льва, незадолго до этого застреленного неподалеку от фермы. Старик взялся за огромный коготь и провел им себе по щеке, проверяя, насколько он острый.
