Впрочем, вот и склеп, заслоненный гигантской ивой, посаженной на исходе девятнадцатого столетия. Различить в темноте вырезанные на мраморной плите имена тех, кто здесь покоится, Мэгги не могла, да она в этом и не нуждалась. Имена были навечно врезаны в ее память. Она провела пальцами по двум последним: САЛЬВАТОРЕ БЕЛЛИНИ, ДЖАКОМО БЕЛЛИНИ, даты рождения их разделяли десятилетия, даты смерти были одинаковы. Слез у нее не осталось. Теперь Мэгги питал только гнев — холодный, надежный источник силы.
Звук шагов по гравию вернул ее в настоящее. Мэгги спряталась меж гранитных фигур у соседнего склепа: каменные ладони сложены в мольбе, каменные глаза возведены к небесам.
Голова у приближавшегося к ней человека была непокрытой. В черном длиннополом пальто, с промельком чего-то белого на шее. Он остановился у склепа, высматривая ее в тумане.
— Андреа?
Мэгги молча сняла бейсболку, волосы свободно рассыпались по плечам — такой он должен был ее помнить.
Взгляд Бобби скользнул по лицу Мэгги:
— Никогда не верил, что ты мертва.
— Почему же? На следующий день после этого, — она провела пальцами по именам отца и брата, — ты удрал в Рим.
— Мне приказали.
— Ты мог сказать «нет». Мог отказаться приносить обет. Я думала, ты так и сделаешь. Ты сам давал мне это понять.
Бобби всегда был частью ее жизни: ближайший друг Джакомо, на шесть лет старше Мэгги, ее первая любовь. Единственная, думала она, пока не встретила Сэма.
— Прости, что меня не было рядом с тобой, Андреа.
— Андреа мертва. Меня зовут Мэгги Кейди.
Мэгги свернула на тропинку, пошла по ней. Патрелли шагал рядом.
— Что заставило тебя вернуться? — спросил он. — Тебе здесь находиться нельзя — слишком опасно.
— Они приходили за мной, Бобби. Сегодня рано утром. Меня не было дома, и они забрали моего сына. Ему четыре года.
Шаги Патрелли замедлились.
— Сына? У тебя есть сын? — Он повернулся к Мэгги. — Андреа, мне так жаль. Так жаль.
— Я хочу, чтобы ты передал им кое-что от меня.
Патрелли молчал.
— Бобби, ты можешь сделать это для меня. Я не знаю, чего они хотят. Но все равно скажи им, что я здесь. Как только я узнаю, что мой сын в Новом Орлеане, я сделаю все, что им нужно. Тебя они послушают.
— Я не могу. Тут многое переменилось.
— Да. Пока ты укрывался в объятиях церкви, меня пытались убить.
— Я знаю. Андреа… — Он остановился. — Кто это был? ФБР что-нибудь выяснило?
— Нет. Так мне сказали.
— Я услышал обо всем слишком поздно. Поверь мне… — Голос его дрогнул, но он продолжил: — Меня ведь не спрашивали, хочу ли я ехать в Рим. Я был ранен, меня накачали лекарствами. Кардинал… Меня просто отправили туда, как груз.
