— А что, бывает приятный? — тихонько спросил Авденаго.
Моран грозно хмыкнул.
— Мы рождаемся в этот мир не ради того, чтобы прожить приятно. Это вообще несопоставимые по масштабам понятия: «жизнь» и «приятно». Разве можно сказать — «приятное бытие»? «Приятное творение»? «Приятный Апокалипсис»? У тебя просто какая-то каша из понятий в голове, друг мой.
Авденаго не ответил. В некоторых случаях спорить с Мораном бесполезно.
А если ты стоишь посреди кучи старого тряпья, босой, в одних трусах, под насмешливым взглядом Юдифи — вон, глазок между раздвинутыми пальчиками поблескивает, — то возражать и рассуждать о вечном попросту глупо. Мда. Как и все в неосмысленном бытии Михи Балашова.
Авденаго натянул штаны из грубой ткани и коричневую робу, подпоясался веревкой.
— Похож на плотника Миколу, — одобрил Моран. — Помнишь, который в убийстве старухи-процентщицы из высших соображений сознался. Вот на него.
— Денисика, небось, под принца разодели, — проворчал Авденаго.
— Я уже тебе объяснял, что этому принцу все перья повыщипывали, — рассердился Моран. — Да и потом, что ты знаешь о путешествиях в лучший мир, если никогда там еще не был? Может быть, тот, кто одет хуже всех, в лучшем мире будет одет лучше всех? А? Об этом ты не подумал? А вот Джурич Моран обо всем позаботился. Идем в студию.
Юдифь спросила:
— Уже можно смотреть?
— Да ты и так все видела, — ответил Моран. — Зачем спрашивать?
— Для порядку.
— Да, Юдифь, ты можешь перестать лицемерить. Опусти руки и глазей на все открыто.
Юдифь так и поступила. Ее маленькое личико было печальным.
— Я уже скучаю по тебе, Авденаго, — вздохнула она.
— Парню нужно проветриться, — возразил Моран. — Он засиделся у меня. А выйти в город для него равносильно смерти. Его застрелят при задержании как опасного преступника. Поэтому для Авденаго остается лишь один путь — в лучший мир. Можешь проститься с ним.
Прежде чем Авденаго успел что-либо сказать, Юдифь подбежала к нему и быстро расцеловала в обе щеки и в глаза.
— Ты хороший, — прошептала она. — Я буду ждать тебя. Я буду любить тебя, если захочешь.
Авденаго был и растроган, и немного задет.
— Я думал, ты уже меня любишь, — сказал он.
— Ну… да… — смутилась Юдифь.
— Хватит, свидание окончено, — вмешался Моран. — Осужденный, идемте.
Он привел Авденаго в фотолабораторию и велел встать возле картинки, изображающей горы, изрытые пещерами. Очень далеко впереди виднелись белые иглы — башни какого-то замка.
— Калимегдан, — объяснил Моран. — Мир, взрастивший меня. Вскормивший и воспитавший. Ты до него все равно не доберешься. Но он постоянно будет заметен на горизонте. И каждый раз, когда ты поднимешь глаза к нему и увидишь его, ты вспомнишь обо мне. И о том, как я о тебе заботился. А теперь стой смирно. Я еще не имел случая выяснить, что происходит с клиентами, когда они получаются на снимке смазанными. И не хочу проверять это на тебе.
