— Ты, «высшая раса»! — сжав кулаки, мичман тяжело дышал.
К Чистякову подошёл Титов.
— Что ты хочешь толковать им? Это же вот, — он постучал кулаком по стене. — Ты скажи им коротко: сала не будет!
Пленные смотрели то на Чистякова, то на Титова, жались друг к другу.
…Около разбитого пирса Приманки стояли Антушенко, офицеры штаба, санитары. Катера подходили к берегу. Немецкая артиллерия обрушила огонь на полуостров Рыбачий. В залив упали снаряды, подняв снопами воду.
— Наугад бьёт, по ошибке и попасть может, — как бы в шутку заметил Антушенко.
Начальник штаба подошёл к катеру, с которого уже сходили по трапу, прыгали через борт матросы. Вынесли раненых. У трапа появился Федин. Он легко спрыгнул на берег, но чувствовалось, нервы его всё ещё были напряжены. Федин доложил:
— Приказ выполнен. Двое убиты, трое тяжело ранены, несколько — легко. С того берега сняты все.
Антушенко не дал договорить Федину, обнял его за плечи и приказал:
— Тяжело раненых в землянку, врачи их ждут. Кто легко — на санки, в стационар. Мы — пешком.
Разведчики на руках вынесли из катера Толю. Санитары шли рядом, стараясь помочь разведчикам. Поддерживаемый под руку Борисовым, вышел Ломов.
— Ломова тоже ранило? — спросил Антушенко у Федина. — И что это за взвод, никак командиры не держатся: то ранит, то убьёт, — сожалел начальник штаба.
Всё ещё шёл снег. Спокойно было море. Близился рассвет.
— Жив-здоров, Егорыч? — спросил полковник Растокин своего ездового, усаживаясь в легковые санки.
— Так точно, товарищ полковник! Здравия и вам желаю! — отчеканил Егорыч и натянул вожжи.
Неугомонная лошадка Пулька рысцой побежала от аэродрома к штабу бригады. Светало. Около землянок суетились матросы. Они всматривались в проезжавшие санки и тут же исчезали в землянках, сообщая весть: «Приехал командир бригады».
Растокин прилетел с «большой земли». Он был на совещании у командующего флотом, поэтому в бригаде ждали его возвращения с особенным нетерпением, предполагая, что готовится наступление в Заполярье.
Санки быстро катились по извилистой дороге. Егорыч сдерживал Пульку на поворотах, потом расслаблял вожжи, и морозный утренний воздух снова бил в лицо.
— Глядишь, товарищ полковник, так мы и доедем втроём до конца войны, — весело сказал Егорыч, взглянув на Растокина.
Командир бригады кивнул головой, но ничего не ответил, вспомнив сорок первый год и день, когда Егорыч опытным глазом отобрал в тылах бригады суетливую лошадь и дал ей кличку Пулька.
