По сторонам, не просит денег, впустить не просит на порог —
Его от бурь ночных и ветра огней скрывает хоровод…
Он молится весь день и плачет… Лишь на коленях он сидит…
Одно все это может значить — в душе он с Богом говорит…»
«Не смей мне глупости пустые рассказывать… Ну, что — старик?
Здесь было много их… Такие, что только могут, что просить…
Я не пойду — что, я не видел тех попрошаек и рванье,
Что у ворот тяжелых сидя, могли издать лишь плачь нытье?
Иди себе… Я очень занят… Не обижайся, старина —
Меня знобило утром рано, и целый день болит спина…»
Судья, усевшись поудобней, вернулся к памятным годам,
Когда его сыночек Робин носился, лепеча, по дому
И лазал по его плечам —
Любил он на отцовской шее смотреть в заоблачную даль…
Он так отцу и не поверил, что там, где небо пламенеет,
Нет Господа… а так ведь жаль…
Он часто спрашивал о Боге… Отец смеялся и шутил —
Но, покраснев, с обидой Робин, ладошкой рот зажав в тревоге,
Серьезным быть его просил…
Теперь все в прошлом… Не вернется счастливых весен череда —
Малыш любил смотреть на солнце, любил раскрашивать оконца
И складывать кусочки льда…
…В смятенье стражник возвращался — не шел из головы старик…
Он… не бедняк, не попрошайка. А в мыслях образ воскрешался
Любимой дочери — Арлит…
Она любила на поляне, перед воротами Фарго,
Играть беспечно вечерами, когда туман под облаками
Течет, как в крынку молоко…
Цветы вечерние так сладко свой отдавали аромат…
Весь Город знал ее повадки — и после яркого заката
Страж приводил Арлит назад…
***
Он бред в раздумьях, как в тумане, на площадь вышел, где кружком
Уже стояли горожане, решившие, что могут сами
Взглянуть на старика тайком.
Старик молился… Как и прежде, лишь к Богу обращен был взгляд
С тоской и призрачной надеждой… А ветер колыхал одежды…
Народ попятился назад —
Там, за спиной его склоненной, из хмурых серых облаков
Фигура встала в красно-черном… Застыли люди изумленно —
Им улыбался Крысолов!
«Чего вы ждете, горожане? Уж третий день у ваших врат
Скулит и ноет нищий старый… Я вам верну детей назад,
А вы — убейте попрошайку! Что вам еще одна душа?
Ведь сколько их больных и слабых ваш Город живота лишал?
У этих стен мольбы и слезы сливалися в последний крик!
А утром — скрюченные позы и жалкой смерти жалкий лик…
А этот… Ну, немного крепче, раз выдержал уже два дня…
Но старичок ведь не бессмертен, а вы — порадуйте меня!»
Вздох ужаса со стен донесся, старухи, старики в тоске
Словам внимали… Злобный голос будил воспоминанья, слезы…
