Скандальное красное платье | страница 9



- Сейчас наш шанс, моя маленькая Цирцея, - сказал он.

Дэшуэлл перевернул девушку и, к своему ужасу, понял причину ее молчания - ее пустые глаза смотрели в небесную пустоту.

О Господи, нет. Нет!

- Капитан, надо уходить, - окликнули его с баркаса.

- Держитесь там, - крикнул он в ответ, оглядывая берег в поисках тех, кто поможет ему.

Поможет ей.

Темпл несся к нему по песку.

- Черт побери, Дэшуэлл, что ты наделал?

- Я пытался спасти ее, - прошептал он, глядя в пустые глаза Пиппин, еще недавно полные жизни и невинности.

- Ты убил ее, вот что ты сделал! - Темпл отпихнул его к воде. - Она погибла из-за тебя.

На борту «Эллис Энн» Ла-Манш, 1837 год

Капитан Томас Дэшуэлл проснулся в испарине и с пересохшим ртом.

Ему потребовалась минута, чтобы убраться с того далекого берега, стряхнуть наваждение, которое часто наваливалось на него по ночам, и вспомнить, где он находится.

На своем судне. В море. Далеко от той ночи. Далеко от нее.

Повернувшись, он потянулся к бутылке, которая всегда была под рукой; вытащив зубами пробку, выплюнул ее и стал пить.

«Ты убил ее, вот что ты сделал… Она погибла из-за тебя».

Эти слова заставили его вздрогнуть на влажных простынях, и он сделал еще глоток, чтобы подавить дрожь, сбросить леденящий кошмар, прогнать ложь этих видений. Ложь, говорил он себе, пока огненная жидкость текла ему в горло, ложь, что бренди притупляет боль.

Если во всем этом было хоть что-то правдой, так это то, что он не убил ее в ту ночь. В нее даже не стреляли. Она в ту ночь убежала с берега, выросла и стала чарующим видением, которое обещал расцвет ее юности.

Насколько он знал, она еще жива. И обитает в своем надменном благородном мире, совсем недалеко отсюда, в Лондоне.

Если кто- то и умер той ночью, так это он. Она убила его, вырвала его сердце из груди, оставив его все эти годы плыть по течению и притуплять боль бутылкой бренди.

Он выпил еще, лелея рану, которая больше двадцати лет терзала его. Он пытался забыть ту девушку, забыть, что она сделала с ним.

Глава 2

Лондон, 1837 год

Спор в гостиной, находящейся этажом ниже, здесь прекрасно слышен. Не то чтобы леди Госсетт подслушивала разговор детей - его просто невозможно не услышать, так громко они обсуждали ее будущее.

Как будто она внезапно стала ребенком, нуждающимся в опеке.

Вздохнув, она поднялась с кровати, где доктор рекомендовал ей оставаться до конца дня. Или несколько дней, сказал он, похлопав ее по руке, будто она нуждалась в утешении.