Так что терпи, Рим.
В путь по Фламиниевой дороге отправляется процессия. Мы спускаемся с Палатинского холма и выходим на Форум, рассекая толпы зевак. Они оборачиваются нам вслед. Идут за нами.
А мой брат шагает впереди. Вы знаете моего брата? Все знают моего старшего брата.
– Луций Деметрий Целест, – повторяет зазывала, – скончался!
Я слышу вой плакальщиц. В душном застывшем воздухе он висит, как нотка тошноты, как легкий запах помоев по утрам.
Они плачут по Луцию. А мне кажется, что это воют римские собаки.
…Когда тело брата привезли из Германии, забальзамированное и обложенное льдом для лучшей сохранности, я вызвал к себе лучшего мастера из тех, что делают тебя красивым после смерти.
– Речь, – напоминает зазывала вполголоса.
Я киваю. Я потратил на написание надгробной речи неделю и всю прошлую ночь. От недосыпа режет глаза, в животе растекается противная, липкая слабость. Распорядитель похорон поднимается на трибуну и дает сигнал флейтистам – ждите!
Тишина.
Пока я поднимаюсь по каменным ступеням, передо мной медленно вырастает тысячеликое лицо города. Форум, запруженный народом, – тысячи глаз смотрят на меня. Храмы и портики. Виллы и инсулы. Бани и таверны. Гордыня и мрамор.
Рим. Город, который не поддался бесчисленным ордам Ганнибала. Город, который с легкостью завоюет осел, груженный золотом.
Где-то там, на Палатинском холме, стареющий принцепс сидит в своем доме. Август не любит дворцы. Он их даже не строит.
Август подвержен приступам гнева. Однажды он заподозрил некоего гражданина в том, что тот соглядатай, и приказал заколоть его у себя на глазах. И гражданина закололи.
Добрый, мудрый, справедливый принцепс. Нет, нам не нужна Республика… Нам нужно, чтобы у правителя всегда было хорошее настроение.
– Ты приглашен на прием к цезарю, – говорит голос.
– Что? – Я поднимаю голову.
Передо мной стоит молодой вольноотпущенник, обычно принцепс делает таких, как он, чиновниками или порученцами.
– Цезарь зовет тебя в гости, благородный Гай Деметрий Целест.
Обращается как положено – уважительно. По имени моего отца. Но я все равно вздрагиваю.
– Твоя просьба удовлетворена, Деметрий Целест, – говорит вольноотпущенник негромко. – Цезарь примет тебя за два дня до августовских календ, после полудня. – И, не дожидаясь ответа,
уходит.
* * *
Я говорю речь. Люди слушают. Кто-то даже плачет. Приятно.
Когда я устаю говорить, вступают флейты. Это тоже очень трогательно. Потом флейты стихают, и я продолжаю говорить. Слезы текут.
