Мой Покровитель глядел мне в глаза, уверенный в том, что я что-то непристойное подразумевал, когда писал о пограничниках. Сам он эту непристойность выявить не смог и взглядом просил меня довериться ему. Но доверять было нечего.
- А что плохого сделали пограничники в моем рассказе?
- В том-то и дело, что ничего плохого не сделали. Хулиганы переворачивают лодку, пограничники, найдя ее, ставят на киль и пригоняют на причал.
- Так оно и было.
- А ты пишешь: "Пограничники пригнали лодку на причал". Ни слова благодарности. Даже какое-то тайное раздражение чувствуется: назойливые пограничники. В устах смирившегося или, скорее всего, не очень смирившегося белогвардейца - это понятно. Но ты же должен был как-то смягчить это место.
Я опять похолодел. Мой герой был действительно не очень и даже совсем не смирившимся потомком белогвардейцев. Но как он и это угадал? И при чем тут пограничники?
- Сейчас пограничники совсем другие, - повторил он. Телефон благостно звякнул.
- При Сталине твой герой костей бы не собрал, - вразумительно втолковывал он мне. - Опрокинутая лодка плавает в море. Может, кого-то убили, может, шпионы перешли из нее на подводную лодку.
- Чушь! Чушь! - крикнул я, забывшись.
- Сам ты чушь несешь! - крикнул он в ответ, одновременно снова указывая на грозно молчащий телефон: мол, там не любят споров. Особенно о пограничниках.
Тупо бормоча: "Сейчас пограничники совсем другие, не такие, как при Сталине!" - он все еще ждал, что я раскрою ему свой коварный замысел против пограничников. Но не было, не было у меня такого замысла!
В конце концов он сдался и просил меня выразить пограничникам хоть какую-нибудь благодарность. Я понятия не имел, как это сделать.
- Я придумал! - вдруг вскричал он и, вытащив ручку, посмотрел на телефон. - Вот так: "К вечеру наши ребята-пограничники из ближайшей заставы пригнали лодку на причал". Фраза точно отражает близкие отношения жителей береговой линии с пограничниками.
Телефон подзвякнул.
Не спрашивая моего разрешения, он стал вписывать в рукопись свои дурацкие сантименты. Тем более дурацкие, что это был монолог моего героя, отнюдь не склонного к сантиментам.
- Нет! Нет! - закричал я и вырвал у него рукопись. Мой Покровитель даже вздрогнул.
- Как хочешь, - он скорбно поджал губы и неохотно вставил ручку в карман пиджака. - Представляю, сколько раз твой герой мечтал удрать от пограничников в Турцию.
Я должен был немедленно выразить свое несогласие, по крайней мере, телефону.
