— И то... И любили, Роман Васильевич, и ревновали, и поспи пели. И песни, если помнишь, были живучее многих нынешних. До сих пор небось не забываются. Иной раз по радио слушаешь сегодняшние песенки. Так — развлечение... А как надо о чем настоящем, героическом, так гут же наши песни вспомнят.
Алексей — у него какой-то свой ход мыслей — неожиданно спрашивает:
— Ты, Роман Васильевич, после войны долго в Германии жил?
— Три годочка без малого, а что?
— Да так. Мой отец, говорят, тоже где-то в тех краях после войны околачивался.
— Околачивался? — Роман произносит это безразлично.— Или служил?
— Какая разница?
— Положим, разница есть. А где теперь он? — Голос Романа все так же бесстрастен.
— Пес его знает!
— Это о родном-то отце?! — Лукин от негодования даже задохнулся.— Ну, молодежь! — Он в слове молодежь, как всегда, делает ударение на первом слоге.— Думай, что мелешь.
— За меня разлюбезный папаша подумал.— Алексей говорит зло, красивое его лицо потемнело,— И подумал, и рассудил — все разом.
— Это как же понимать? — все так же, не глядя на юношу, спрашивает Роман.
— А обыкновенно. Вам, старшему поколению, лучше знать. Пришел домой — мать ему, видать, нехороша показалась после немок-то. Еще бы! Столько лет медхен фюр аллее под боком.
— Чего он сказал? — вполголоса спросил бригадир у меня.
— Девчонки для всех...
— Гляди ка ты! Ну силен.
— А что, неправда? — вмешался Сергей.— Вон мы недавно картину «Бабье царство» смотрели...
— Так то же кино!
— А что — кино? Выдумки?
— Ты не досказал,— напомнил Роман,— Пришел — и что же?
— Да ничего. Бросил нас — и на все четыре стороны... «Жди меня, и я вернусь...» А что две человеческие жизни испоганены, ему на то наплевать.
— И где же он теперь? — настойчиво допрашивает Роман, а мы настороженно переглядываемся.
— А кто его знает. Живет где-нибудь припеваючи.
— Припеваючи? — Роман уронил на пол спички, они рассыпались, и он, опустившись на колени, собирает их негнущимися пальцами. — Бывает, что и припеваючи. Чего не бывает. — Он выпрямляется, трёт поясницу, говорит, упорно не глядя на Алексея. — А вы бы его, субчика, разыскали.
— Найдешь! — Алексей делает насмешливый жест.— Ковалевых по Союзу как собак нерезаных. Мы вон с тобой тоже однофамильцы, и что? Каждому в лицо фонариком не посветишь. «Не ты ли, случаем, мой папаша?»
— Ну почему? Не так уж это сложно, — возражает Шершавый — Сколько ему лет, известно. Известно, что воевал. В Германии служил. Преступников и тех разыскивают.
