Жить этой несчастной иль вмиг умереть?
Кто хочет немедля на смерть посмотреть?
Все притихли. Заплаканная Селандина была так хороша, что ни у одного разбойника не повернулся язык осудить ее на смерть. Ни у одного — кроме Бадранга:
— Проткни ее, кролик, и дело с концом!
Селандина взвизгнула и попыталась было убежать, но Дубрябина схватила ее и подтащила к Баллау. Заяц высоко поднял кинжал:
Бадранг! Ты приказал убить ее!
Я выполню желание твое!
Он ударил кинжалом Селандину. Та громко вскрикнула. Казалось, что клинок кинжала и впрямь пронзил грудь белочки, но на самом деле он незаметно ушел в рукоять. Баллау выпустил кинжал, Селандина схватилась за него обеими лапками. Делая вид, что пытается вырвать кинжал, она на самом деле прижимала его к себе. На морде Баллау застыла маска ужаса; закрыв глаза дрожащими лапами, он повернулся к публике:
О как теперь смеяться мне? О нет!
Несчастную убил во цвете лет!
Селандина между тем сделала по сцене несколько шагов, шатаясь и жалобно стеная:
Не видеть боле мне весны и лета,
Не видеть злата солнечного света,
Летящих птиц и пчелок на цветах -
Все кончено. Я умираю — ах!
Когда она оказалась рядом с Баклером, который бил в маленький барабан, тот, не разжимая губ, шепнул:
— Ну-ну, милая, будет тебе, не переигрывай. Умирай, это самое… живее.
Издав душераздирающий всхлип, Селандина грациозно упала на лапы Дубрябины и, по-прежнему сжимая лапками рукоять кинжала, умерла.
Когда Дубрябина обнесла вокруг сцены безжизненно обвисшее на ее лапах тело белочки, в толпе пиратов раздалось бормотание:
— Вот срам-то, такая белочка красивая была.
— Не говори, кореш. Кролик этот, может, и волшебник, да уж больно бессердечный!
Клогг сделал огромный глоток эля.
— Слушай, Килорк, ну на кой ты ее замочил? Все представление испортил. Что мы теперь весь вечер делать будем?
Баллау развернул свой плащ волшебника:
— Слышите, друзья мои? Это говорит горностай — золотое сердце: мой старый приятель папаша Клогго. Так и быть, кореш, только для тебя я ее воскрешу.
Дубрябина положила Селандину на землю. Встав перед ней на колени, Баллау продекламировал:
С пронзенной грудью мертвая лежит.
Ее теперь лишь чудо оживит.
С ужасной этой раной ножевой
Она восстанет заново живой!
Фокус-покус! Раз-два-три!
Оживай! Вставай! Смотри!
Схватившись за рукоять, он сделал вид, будто вытащить кинжал из груди Селандины стоит огромных трудов: долго тужился и пыхтел, пока наконец кинжал не сверкнул в воздухе.
Белочка тут же села, протерла глаза и с очаровательной улыбкой потянулась:
