«Морская ведьма» снова подошла ближе, и я крикнул Хэлу, чтобы тот не глупил, это все равно бесполезно. «Мэри Дир» так качало, что приближать яхту было просто опасно. Однако–я был уверен: Хэл не оставит попыток снять меня, потому что прекрасно понимает – мокрый и замерзший, я долго не продержусь на скользком канате.
Не знаю, как это ему удалось, но, обогнув «Мэри Дир», он подошел к ней почти вплотную, на расстояние короткого броска камня.
Это был высший класс морского искусства. В какой–то момент мне показалось, что я могу дотянуться до «Морской ведьмы», но тут «Мэри Дир» качнуло, и я, ударившись о ее холодный и мокрый борт, увидел удаляющуюся корму яхты. Хэл делал отчаянные попытки не допустить столкновения с пароходом и кричал:
– Ничего… не можем… слишком опасно… Питер–Порт…
Крики Хэла заглушал ветер, который буквально перевернул меня в воздухе как раз над тем местом, где только что была корма яхты.
Я хотел было крикнуть Хэлу, чтобы тот сделал еще одну попытку, но решил, что не стоит рисковать яхтой и их жизнями.
– О'кей! – заорал я. – Идите на Питер–Порт! Удачи вам!
Он что–то крикнул в ответ, но я не расслышал. «Морская ведьма» уже исчезала за носом «Мэри Дир», и ветер наполнял грот. Я мельком взглянул на возвышающуюся надо мной железную стену и начал, пока оставались силы, взбираться по канату.
Каждый раз, когда судно качало, я ударялся о борт. Но он же давал мне единственную точку опоры. Пальцы онемели от холода, руки и колени дрожали от напряжения. Волны обдавали меня ледяными брызгами, а иногда и омывали до пояса.
Поднявшись на несколько футов, я сделал передышку. На одних руках не подняться! Распростертый на борту, я схватился за канат ногами и, отпустив одну руку, перекинул конец каната через плечо. Рукам сразу стало легче, но до палубы было еще далеко. Я начал кричать, но ветер относил мой голос. Капитан, конечно, меня не слышит, но я все же продолжал кричать, молясь, чтобы он помог мне. Он был моей единственной надеждой.
Вскоре я замолчал, совершенно выбившись из сил. Дрожащий, покрытый синяками, я раскачивался над морем и при каждом порыве ветра ударялся о борт. Мне подумалось: это конец…
Того, что неизбежно, не боишься: оно воспринимается как данность. Но я помню свои тогдашние мысли: море всегда представлялось мне спокойным, невозмутимым миром зеленоватой воды, темных глубин, высоких стен рифов, блестящих рыб, окутанных туманом скал, на которых гнездятся казарки. Теперь же это была яростная, неистовая стихия, пенящаяся, сердитая, грозящая поглотить меня.
