Наконец мы переходим, прощаемся с Энтони и задраиваем люк. Кабина посадочного модуля чуть больше легкового автомобиля. Здесь же, за спинками кресел, располагается тот самый пресловутый унитаз, который поможет мне сделать так, чтобы первым человеком, вышедшим на поверхность Марса, стал русский, то есть я.
Вот вам роль вещей в истории! Унитаз. Очко, охватывающее задницу, и отсасывающее продукты жизнедеятельности в условиях невесомости.
Боже мой! Неужели я сделаю это? Сделаю, сделаю, вот и склянка со слабительным во внутреннем кармане комбинезона, и шприц там же. Игла тонкая, прокол получится почти незаметным. Боже, прости мою душу грешную! Иначе гореть мне в аду!
Модуль отделяется от корабля, мы готовимся к перегрузкам, пристегиваем ремни. Джон переговаривается с Энтони, я сосредоточенно молчу, раздумывая о том, как мне получше обстряпать мое гнусное дельце. Морально я уже почти готов к преступлению... Бог мой, кто произнес это слово - преступление? Какое же это преступление?! Это невинная шалость ради того, чтобы стать первым! Я ведь никого не убиваю, не краду... Крадешь, еще как крадешь! Крадешь чужую славу, присваиваешь то, что тебе не принадлежит. Ну хорошо, хорошо! Не буду я ничего делать. Просижу в модуле, пока Джон будет топтаться по марсианскому песку, радостно гукать и передавать приветы всем грудастым девчонкам Земли. А потом всю жизнь буду кусать локти.
Вспомни, вспомни, что тебе перед полетом сказал Григорий Петрович, руководитель проекта с российской стороны.
- Жалко, Юра, что первым будет не наш человек. Ох, как жалко!
И при этом так многозначительно на меня посмотрел! Очень многозначительно! Или это мне сейчас так кажется?
Нас начинает жутко трясти - входим в плотные слои атмосферы. Закрываю глаза и молю Бога о том, чтобы не случилось ничего, чтобы оставил нас в живых, дал долететь до поверхности и мягко приземлиться. Боже, дай сесть спокойно!
В иллюминаторах бушует пламя, двигатели натужно ревут, тормозя, я считаю про себя секунды. Тело непослушно, на него навалилась дикая тяжесть, которая не дает дышать. Сердце бьется еле-еле, оно привыкло к невесомости, ему тяжело гонять кровь по такому тяжелому телу. Перед глазами разноцветные круги, я не могу поднять веки, как гоголевский Вий. Поднимите мне веки! Когда же кончится эта пытка?
- Высота тридцать километров, - слышу будничный голос Джона. - Становимся на крыло.
Тяжесть еще более увеличивается, в посадочном модуле что-то трещит. Это конструкция крыльев выдвигается из корпуса и принимает нагрузку на себя.
