— Помолчи, Николай Павлович, не оправдывайся. Ты свой долг выполнил честно. Кто за тебя остался?
— Пока мой заместитель полковник Сидоренко. Но… — Краснорецкий шевелил губами, тяжело дышал. Санитар поднес к его губам флягу с водой. Сделав несколько глотков, полковник продолжал: — Но я не уверен, справится ли Сидоренко. Обстановка, товарищ командующий, сами видите…
— Да, жарче и быть не может. А если подполковника Подопригору?
Не случайно командарм назвал эту фамилию. Командира 381-го стрелкового полка он знал хорошо. Это был грамотный, расторопный командир.
— Так что, Николай Павлович, ты не против Подопригоры?
— Вполне достоин. Отважный командир. Но триста восемьдесят первый втянут в бой. На левом фланге брешь, туда прут фашистские танки. Подопригора сам повел полк… — Голос Краснорецкого звучал все глуше.
— Помолчи, помолчи, Николай Павлович, — положив ладонь на горячий лоб комдива, проговорил Лукин и приказал стоящим рядом санитарам: — Немедленно в госпиталь!
Однако не удалось командарму после боя встретиться с подполковником Подопригорой. Вскоре на командный пункт 109-й дивизии пришел старший политрук Батманов, который находился в полку Подопригоры. Он не ожидал увидеть командарма на КП дивизии и теперь слегка растерялся. Стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну, что ты мнешься, Анатолий Иванович? — хмуро спросил Лукин, не понимая растерянности политрука.
— Да вот… Тут письмо… — Батманов достал конверт и протянул генералу.
Лукин машинально вскрыл конверт, развернул листок. «Товарищ Лобачев!..»
— Это же письмо не мне, — удивленно проговорил командарм и хотел было вернуть его Батманову.
— Не вам, но… всех нас касается, — сбивчиво объяснял Батманов. — Я знал, что он…
Лукин снова развернул листок. «Товарищ Лобачев! — читал он вслух. — Под Острогом погибло много наших бойцов, в этом месте не было полевых частей, и 381-й полк должен был закрыть брешь. Я не знаю, правильное ли это решение? Сразу было убито 800 человек. Люди дрались честно. У немцев много танков, а у нас не оказалось противотанковых средств. Я не выдержу суда за гибель людей. Когда вы получите это письмо, меня не будет в живых. Простите, что я так позорно погибаю, смалодушничал. Вы, товарищ Лобачев, меня в партию рекомендовали. Подопригора».
Лукин мельком взглянул на Батманова.
— Как он мог? — проговорил политрук. — Это же… Это…
— Погоди ты! — Лукин еще раз перечитал письмо и надолго задумался.
Что толкнуло командира полка на такой поступок? Конечно, он был потрясен гибелью восьмисот человек. Но его нельзя было ни в чем упрекнуть. Подопригора честно выполнил свой воинский долг. Жаль, что в тот момент рядом с ним не оказалось человека, который бы сумел его поддержать, ободрить.
