Черт! Да он еще и умен. Целый арсенал достоинств.
— Не хотел бы тебя лишний раз расстраивать, — быстро произнес он, уплетая начос. — Мне все равно, раздражает тебя это или нет. Я хочу знать, что заинтересовало тебя в такой работе, и ты мне скажешь.
— Ты слишком высокого о себе мнения!
— Удивила! — Он слегка улыбнулся. — А ты избегаешь вопроса. Почему ты стала там работать?
Ответ крылся в борьбе ее матери с мышечной дистрофией. Мэри видела, через что прошла ее мама, и захотела помочь другим людям с ограниченными способностями. Возможно, так она пыталась оправдаться в том, что была здорова, когда жизнь ее матери оказалась под угрозой.
А потом и у самой Мэри возникли серьезные проблемы.
Забавно: когда ей поставили диагноз, первое, о чем она подумала, — это несправедливо. Она наблюдала, как угасает ее мать, страдала вместе с ней — так для чего, ради Вселенной, нужно, чтобы Мэри тоже прошла через ту же болезнь, те же муки, свидетельницей которых она уже была? Тогда она поняла, что нет предела человеческим страданиям, нет такой черты, переступив которую раз ты окажешься в безопасности и с тобой ничего уже не случится.
— Я всегда мечтала заниматься только этим, — вызывающе сказала она.
— Тогда почему же бросила?
— Жизнь все изменила.
К счастью, он не стал вникать.
— Тебе нравится работать с детьми-инвалидами?
— Они не… не инвалиды.
— Прости, — сказал он, явно и вправду подразумевая это.
Его голос прозвучал настолько искренне, что это ее тронуло, как ни один комплимент, ни одна улыбка.
— Они просто другие. Они иначе воспринимают мир. Норма — это некая усредненность. Но не единственная форма существования, есть и другие формы…
Она замолчала, заметив, что он прикрыл глаза.
— Тебе скучно?
Глаза его медленно открылись.
— Мне нравится, когда ты говоришь.
У Мэри перехватило дыхание. Его глаза мерцали, словно неон.
Наверняка контактные линзы. У людей не бывает глаз такого цвета — морской волны.
— И отклонения от нормы тебя не пугают? — прошептал он.
— Нет.
— Хорошо.
Она вдруг поняла, что почему-то улыбается ему.
— Я оказался прав, — сказал он совсем тихо.
— Насчет чего?
— У тебя прекрасная улыбка.
Мэри отвернулась.
— Я что-то не то сказал?
— Давай-ка без комплиментов. По мне, уж лучше просто беседа.
— Я не льстивый, а честный. Спроси моих братьев. Я всегда говорю то, что думаю.
Так он не один? Боже! Ну и семейка, должно быть!
— Сколько у тебя братьев?
— Сейчас — пять. Одного мы потеряли. — Он сделал глоток воды, словно чтобы не смотреть ей в глаза.
