– Нет, – сказал я, устраиваясь возле огня. От моей одежды сразу же пошел пар.
– Боюсь, вы не сможете одолжить здесь у кого-нибудь пижаму. – Она смотрела прямо на меня. – У нас здесь нет таких высоких мужчин, как вы, разве что мистер Менэк, а он спит в ночной рубашке; – Потом она заметила, что от моей одежды идет пар. – Вашу одежду нужно просушить. – Она сдернула с гладильной доски одеяло. – Вот, возьмите, – сказала она, бросая его мне. – Снимите с себя все и завернитесь в это одеяло. – А когда я замялся, она сказала: – Не обращайте на меня внимания, я привыкла к полуодетым мужчинам. В шахте Уил-Гарт всегда достаточно воды.
Пока я раздевался и вешал свою одежду на специальные козлы, она несколько раз бросала на меня любопытные взгляды. Мне это льстило. Приятно, что снова рядом была девушка. Но потом она сказала:
– В вашем лице есть что-то удивительно знакомое.
– Что именно? – спросил я, снимая под одеялом брюки.
– Сама не знаю, – ответила она. сделав гримаску, выражающую замешательство. – Мне даже кажется, что я вас когда-то видела.
– Вы когда-нибудь выезжали из Англии? – спросил я.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Даже из Корнуолла не уезжала, – сказала она.
– Значит, вы не могли меня видеть, – сказал я ей. – Я в Англии впервые, с тех пор как уехал отсюда в четырехлетнем возрасте.
– Ах вот как. – Однако озадаченное выражение не сходило с. ее лица. – Как вас зовут? – спросила она.
– Джим, Джим Пр… – вовремя спохватился я. – Джим О'Доннел. Я канадец.
Она улыбнулась:
– Вы ведь дезертир, разве не так?
Я испугался и начал было возражать, но потом остановился и спросил:
– Откуда вам это известно?
– А сюда нанимаются только дезертиры да еще те, кто из тюрьмы. – В голосе се прозвучала горечь, она снова склонилась над гладильной доской.
– Каким же рэкетом они здесь занимаются? – спросил я.
Она оторвалась от своего глаженья и посмотрела на меня холодно и сердито.
– Спросите капитана Менэка, – сказала Ома.
Я больше ничего не сказал; повернулся лицом к камину, так чтобы через одеяло мне грело живот. Возле меня вдруг появился стул, и сильные руки взяли меня за плечи и усадили. Когда я садился, она все еще держала меня за плечи, и ее лицо находилось совсем близко от моего. Это было приятное лицо, разрумянившееся от огня, губы были полуоткрыты, обнажая ровные белые зубы. Помады на губах не было, но они все равно были красные. Мне вдруг захотелось их поцеловать. Господи, у меня целую вечность не было женщины.
