Один рё и два бу | страница 8



Неизвестно, что бы он еще наговорил, по тут с улицы послышался голос продавца рыбы, и О-Кику поспешила к калитке. Здесь она долго торговалась и только вернулась с рыбой, как появилась Мицуко — служанка — и сказала, что живот уже не болит и она теперь здорова. Она взяла у О-Кику покупку и стала осуждать, что заплачено дорого, а рыба костлявая.

— Уж все знают, что обмануть вас нетрудно, — сердито говорила Мпцуко. — Всякому слову верите, всякого проходимца кормите. Как нас еще совсем не обобрали, понять не могу. Зачем вы сами пошли покупать, не позвали меня?

— Но, Мицуко, ты только посмотри, какая она красивая. — оправдывалась О-Кику. — Чешуя будто золотом тканая, а плавники зубчиками и прозрачные как газовая накидка. Настоящая придворная дама.

— Дама?.. — протянула Мицуко. — Я бы скорей сказала — старая нищенка. Плавники рваные, а чешуя — лохмотья в пестрых заплатах. Как эту рыбу ни приготовь, на вкус будет жесткая и сухая. Вам-то, конечно, все равно — вы ее есть не будете.

— Мне совсем не все равно. Зачем ты так говоришь? — с жаром ответила О-Кику. — Я, конечно, очень глупая, но не могу себя заставить съесть живое существо, все мне кажется, что это грех. Ты сама знаешь, что рыбаки и охотники после смерти попадают в ад. Ты знаешь песню?

Горе ловящему рыбу бакланами,
Стягивающему баклану горло,
Убивающему черепаху, чья жизнь
Могла бы длиться тысячу лет.
И, если сейчас он живет в достатке,
Какое возмездие ждет его!

— Сама я не ем, но других не осуждаю. Мой брат Хироси и ты, вы оба много работаете, вам нужна сытная пища, вам это не составится в грех.

Мицуко не стала слушать, засунула рыбе палец под жабры и ушла. А О-Кику пошла в сад нарвать цветов и взяла с собой Токуити.

Сад был невелик, по устроен с большим искусством. Дорожка, выложенная неровными, заросшими мохом плитами, вела к беседке в виде деревенской уединенной хижины. У ее входа стоял резной каменный фонарь. Были здесь и крохотная бамбуковая рощица, и две-три искусственные скалы, и круглый как радуга, мостик через ручеек.

Токуити хотел пройти за угол дома посмотреть, что там еще есть за углом, но О-Кику вдруг замахала руками, выпучила глаза и зашептала:

— Нельзя, нельзя! — и даже приложила палец к губам.

Токуити удивился, по послушно вернулся обратно. После этого до самого вечера он сидел в углу комнаты и думал, что давно ему пора уходить, но не знал, как это сделать. А О-Кику между тем достала кусок богатого шелка и начала шить платье, судя по размеру, девочке лет десяти — двенадцати. Но это было странное платье, и Токуити ни разу не видал, чтобы девочки носили такое: очень широкое, с длинным шлейфом, заложенным поперечными складками. При этом она тихонько напевала: