— Ну, брат, ты уж опьянел! — огорчился Бестужев.
— Моя пьяна нету, — закачал головой Мальянга. — Дочка Буринда за река угнал…
— Кто?
— Манзура… чиновник.
— Замуж вышла?
— Замуж нету. Манзура говори, манегри — право давай! — махнул он рукой па другую сторону Амура.
— Вот оно что! — нахмурился Бестужев.
— Не только манегров, но и другие племена маньчжуры угоняют на тот берег, — сказал подошедший Дадешкилиани.
— Это нарушение трактата! Ведь там указано, что уходят только маньчжуры, да и то по личному желанию!
— А заставляют и других, — сказал Сандро. — И что делают: похищают детей, и родители поневоле едут за ними.
— Надо заявить протест! — сказал Бестужев.
— Делали уже, но чиновники говорят, что они ничего не знают, а жители, мол, едут сами…
История с Мальянгой опечалила Бестужева, испортив впечатление от совместных торжеств по случаю утверждения трактата. Такие речи говорили маньчжуры, а на деле сразу же начали нарушать договор.
Выехав с курьерами, везущими благую весть об Айгунском договоре и основании нового города, Бестужев поднялся на пароходе до Сретенска. Далее курьеры помчались одни — находиться в их экипажах посторонним было не положено. И Бестужеву пришлось ехать на перекладных, более тихим ходом.
В Бянкине Кандинские уговорили его немного задержаться. Отдохнув у них два дня, Бестужев выехал с Марией Алексеевной и Ваней Токмаковым в Нерчинск в их тарантасе Переправившись на пароме через Шилку, они двинулись вверх по реке Нерче.
— Вон гора Маятная, — показал Ваня на большую вершину над правым берегом Нерчи, — сейчас она поросла лесом, а когда маньчжуры осадили Нерчинск, гора была почти голой, и князь Гантимур несколько дней водил по ней кругами свой отряд, изображая, будто к городу подходят русские войска. Маньчжуры струхнули, но не отошли. А гора с тех пор называется Маятной, мол, напрасно маялись гантимуровцы…
В Нерчинске Бестужев заглянул на почтовую станцию узнать, когда будут лошади на Читу, и вышел на улицу. Какой-то хмурый бородатый человек, сидевший на крыльце, увидел Бестужева, замотал головой и начал протирать глаза. Потом снова глянул как-то странно, поднялся и, прихрамывая, направился к Бестужеву. Мария Алексеевна, подумав, что это нищий или пьяный, попыталась преградить ему дорогу.
— Не беспокойтесь, сударыня, — хрипло сказал человек, — я только спрошу, не господин ли Бестужев это?
— Бестужев, — ответил тот.
— Михаил Александрович! Не узнаете? Я — Луцкий…
