— Все корабли требуют внимания в усовершенствовании… Русские моряки несут с собой честь и славу нашего флага, защищают отечество, крейсируют у дальних берегов и, не разбирая времени года, борются с бурями…
Да как же он не узнал сразу? Это же Константин Торсон! Он читает доклад в Адмиралтействе о реорганизации флота.
— Никогда еще со времен Петра русский флот не был в столь плачевном состоянии… Экипажи нельзя отлучать на зиму от кораблей. Надо избавить моряков от муштры и шагистики…
Морской министр маркиз де Траверсе слушает, явно скучая.
— Нельзя строить корабли из сырого леса… Надо уменьшить на них рангоут и такелаж… Для отопления трюмов нужны более малые, но жаркие печи…
— Да, холодно, — говорит Траверсе, — затопите печи!
Накинув на плечи серую шубу, маркиз встряхивает седой головой и превращается в крысу. Все на месте — эполеты, аксельбанты, ордена на шее и на лентах, но шея покрыта шерстью, а морда — в грязно-сером пуху.
— Наши корабли мало бывают в море, — продолжает Торсои. — Корабли гниют на якорях…
— Верно! — восклицает капитан-командор Головнин. — Наши корабли подобны распутным девкам, которые набелены снаружи, но сгнивают внутри от болезней!
— Прекратить! — визжит крыса и вскакивает, готовясь к прыжку. Адъютант маркиза бросается к кафедре, по-собачьи скаля зубы, и начинает лаять.
— Цыц, Борзя! — слышится голос Шершнева. — Кто там?
— Это я, — отвечает Елизавета с улицы.
— Заходь скорее, выстудишь тепло.
— Как Михаил Александрович?
— Все мается, бредит, бедняга…
Услышав это, Бестужев снова впал в горячечное забытье.
— Успокойтесь, пожалуйста, — наклонилась Елизавета, прикладывая к его лбу мокрую тряпку.
— А, это ты, Анета… Исполни нашу мелодию…
Елизавета растерянно глянула на Шершнева, тот подал ей гитару и шепнул, чтобы сыграла что-нибудь. Она взяла ее и стала подбирать мелодию, которую слышала от Бестужева в ту ночь, когда была у него.
— Какая мелодия!.. Всякий раз, слыша ее, вспоминяю тебя. Ты же любила меня? Где ты сейчас? Я ведь ничего не знаю…
— Когда загремели пушки, я узнала, что ты на площади, и умерла…
— Анета, прости… Но отчего же мы говорим сейчас?
— Ты приближаешься ко мне.
— Я при смерти?
— Не знаю, но мне так хочется увидеть тебя!
— Но я не хочу умирать! — эти слова он произнес вслух и открыл глаза.
— Господь с вами! — сказала Елизавета.
— Что со мной, где я? — спросил он, разглядев ее н Эмиля.
— У вас огневица — второй день без памяти… А сейчас вы в новом доме Петра Васильевича. Видите, как здесь тепло, уютно. Скоро вы поправитесь…
