В Термез мы прибыли уже ночью. На платформе стояли армейские тентованные «Уралы» в которые по приказу сопровождавших и встречающих офицеров мы погрузились так стремительно, что я не успел полюбоваться архитектурой термезского вокзала. Как только мы погрузились, пологи тентов были за нами закрыты, и под тентом образовалась темнота — хоть глаз коли. Едва колонна тронулась, кто-то из угла сказал:
— Эй! Кто там рядом? Откиньте тент. Может, последний раз Союз видим.
Проворные руки отстегнули застежки и подоткнули полог под крышу тента. За нами ехал такой же «Урал», обдавая нас светом фар. Стало гораздо светлее. Как от электросварки: контуры резче, а тени глубже. За бортами проплывал узбекский пыльный городок. Горели уличные фонари. Поодиночке и группами попадались гражданские, у которых были свои дела, и которым не нужно было отправляться завтра на войну. У меня комок к горлу подкатил от такого несправедливого устройства жизни: «они, значит, могут пить вино или пиво, ходить на дискотеки, трахать девчонок, а я, в свои восемнадцать, должен ехать в этот проклятый Афган, откуда неизвестно: вернусь ли я героем и вернусь ли вообще?!» Судя по лицам моих соседей, все мы думали об одном и том же. Если час назад армия казалась нам эдаким «пионерским лагерем», где тебя разбудят, покормят, развлекут пусть тяжелыми и непростыми, но интересными и новыми занятиями, а офицеры и прапорщики — это что-то вроде строгих пионервожатых, то сейчас остро пришло осознание того, что игры кончились. Начинается настоящая и трудная взрослая жизнь.
Мужская и суровая.
Термез быстро кончился — городок небольшой. «Уралы» вышли на трассу и прибавили газу. Вокруг была глухая и темная ночь. Ничего интересного увидеть было нельзя.
— Закрывай, — раздался тот же голос, — Дует.
Полог упал на свое место. В полной темноте ехали недолго: минут через пять колонна остановилась.
— К машине! — раздалось снаружи.
Полог снова был откинут, и мы попрыгали из кузова.
Ни хрена не видать. Только огромное звездное темное небо над головой. Где-то севернее горело зарево от фонарей Термеза. Включилось несколько железнодорожных переносных фонарей в руках у офицеров.
— Становись!
Лучи фонарей перебегали по толпе возле машин. Мы быстренько построились в кювете лицом к колонне. Не по ранжиру, а просто в две шеренги, что бы нас удобнее было считать тем, чьих лиц из-за слепящего света мы не видели. Офицеры, стоя выше нас на дороге возле «Уралов» переводили лучи фонарей вдоль строя. Началась перекличка. Через несколько минут было удостоверено, что все в сборе, по дороге никто не отстал, не сбежал и не умер.
