Он всмотрелся в темноту зала и позвал кого-то жестом руки.
К столу, горбатясь и от этого низко волоча руки, подошел заросший человек.
- Назовитесь.
- Каин. Сын Адама и Евы. Поэт, ремесленник и земледелец. Вот моя печать. - сказал заросший и, откинув гриву волос, показал рог.
- Каин, ответьте, что есть убедительное для вас?
- Не вкусившему от древа познания добра и зла, незачем вкушить от древа жизни.
- Расскажите, Каин, о себе и о своей печати.
- Печальная судьба моя сокрыта в таинстве рождения. начал свое повествование Каин. - Говорилось, что дьяволом был истинный отец. И тайну мою так никто не знает. В тумане грез в тиши рассветов я напряженной мыслью в тайну бога проникал. Спал в камышах. От них и имя Каин получил. Мать полагала, что спасителем от первородного греха ее я буду ей. "Зачем, я думал? Сад Эдема был воздвигнут. Да с деревом запрета среди кущ. Чтоб человеку в сонной неге пребывать, в блаженстве есть и нить бессмертья продолжать, все мучаясь, не понимая суть запрета? Не понимая умысла Всевышнего Отца? Тупым бараном под мечем? Так, может, лучше ввергнуться в пучину, поняв, в чем суть добра и зла. И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла, что побудил Отца несоизмерное создать? Помочь ему хоть как-то, чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он отвергать!" Так думал я. И землю бренную ладонью согревал, со зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю слабую, невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и унынье, так то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех, к которому душа его тянулась - к кровесмешению с сестрой. Мы долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки пенья малых птах, луною с нею упивались. Я шепот листьев, как истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил звезд хоровод. Манил ее к невинному блаженству, что было достоянием моим. И только лишь моим! Вот богобоязненный юнец со мной пошел на встречу с богом. Взяв перворожденного агнца. Чтоб страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я же кровь земли принес, ее плоды, отведав сам, ему их предложил. И бог взял Авеля агнца, как будто Авеля хотел, а мне мое оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бъет, и камень в руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством мой страстный ум испепеляет. Ударил Авеля я камнем, что рухнул он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот, отправив душу богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?" спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его печать, чтоб знали все, кто как убъет меня, "тому отмстится всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его душа попала в рай. Так я ушел на землю Нод, забрав любимую свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел, работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет. И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях. Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз убийц своих им видеть. И невозможно это изменить.
