События нельзя торопить… Все придет в свое время.
Махмудбек тоже выбрал кусок помягче, понежнее. Зубы окрепли. Но он еще боялся, что вдруг один из них вновь пошатнется и нестерпимой болью заноет десна…
Эта боль не забывается…
Один из слуг министра не просто ходил, а странно, словно прижимаясь к стенам, скользил вдоль них. И будто на какую-то долю минуты задерживался у каждой двери. Этого короткого времени ему было достаточно, чтобы услышать, догадаться о разговоре или событиях, происходящих в соседней комнате.
С агрономом слуга встречался редко. Но он чувствовал неприязнь русского к себе. Задерживаясь в поклоне, он старался не смотреть на агронома, потому что не любил его, прятал глаза, чтобы не выдать своего настроения.
Именно на нем агроном остановил свой выбор, на человеке, которого считал врагом. Пусть вражда беспричинная, непонятная, но ее не скроешь от посторонних глаз. И добрые люди уже предупреждали русского: остерегайтесь слуги. Русский небрежно махал рукой: у меня слишком много работы.
И вдруг этот русский агроном предложил слуге взять его сына к себе, обучить хорошему делу. Слуга впервые посмотрел на русского открыто. Глаза не бегали. В них был испуг, удивление, настороженность.
— Чем я обязан… — помедлив, слуга все же произнес это слово, — господину?
Русский прямо не ответил.
— Ваш сын будет иметь хорошую профессию. Я старею. Мне бы хотелось подготовить умного специалиста.
Слуга уже имел возможность убедиться, что люди, знающие секреты земли, не пропадают даже в тюрьме.
— Чем я обязан? — все-таки еще раз спросил он. — У меня мало денег.
Русский посмотрел в настороженные глаза и спокойно произнес:
— Деньги мне не нужны. Вы будете служить мне. Ради сына служить.
— Я вас понимаю, господин… — склонил голову слуга.
В доме министра бывали крупные государственные деятели. И о чем только здесь не говорили!
На улице уже разгуливал холодный, пронизывающий ветер. Он врывался во двор, крутил алые песчинки, швырял их через решетку в темные камеры.
Заключенные жались друг к другу, кутались в рванье. Только те, кто имел богатых друзей и родственников, могли накинуть пусть не новый, но крепкий стеганый халат или укрыться одеялом.
При сильных порывах ветра в камере становилось холоднее, а назойливые песчинки попадали за ворот.
Вождь слушал стоны ветра, вспоминал степные просторы, непогоду, которая никогда не была помехой для его всадников. Мчались в песчаном вихре кони. И непонятно, кто переворачивал пустыню: ураган или грозная лавина всадников.
