Мысль эта пришла внезапно.
— Слушай, Виктор, ты никому не говорил о нашей поездке?
Шофер, не отрывая глаз от дороги, пожал плечами.
— Вроде никому. Разве только Вале? Попробуй ей не сказать.
Валентина Афанасьева, хрупкая белокурая девчушка со швейной фабрики, была невестой Виктора. Через месяц предстояла свадьба. Сам Виктор Ромадин был вне подозрений, вырос на глазах у Ачилова, недавно вернулся из армии, где водил тяжелую машину по горным дорогам Таджикистана.
— Мне кажется, они узнают, когда мы собираемся выехать, — продолжал охотинспектор задумчиво. — Помнишь, в августе? Ночью двинули и опять опоздали.
Виктор расхохотался.
— Прямо детектив, ей-богу. У них там разведка, что ли, есть? Следят за нами? Может, подслушивают? Во даете вы, дядя Байрам… Просто не везет нам…
Ачилов слегка обиделся, замолчал. Может, и впрямь померещилось, слишком подозрительным к старости становится. Но мысль, несмотря на это, крепла…
* * *
В последующие дни Ачилов развил бурную деятельность. Его видели в ГАИ, где охотинспектор просидел весь вторник и среду, листая, по разрешению начальника, журналы задержаний. Особенно интересовался он шоферами, въезжающими и выезжающими из города.
Затем Ачилов ходил по автопаркам, искал знакомых шоферов и подолгу беседовал с ними, приглядывался к машинам, уходящим в дальние рейсы.
— Чего он там высматривает? — спросил директор автопарка, из окна наблюдавший за охотинспектором.
— Ищет браконьеров, наверное, — ответил начальник планового отдела.
— У нас их быть не может, — сухо сказал директор. И тяжело вздохнул, вспомнив о бескурковом «золингене», вот уже который год бесполезно висевшем на ковре. После одной памятной для директора встречи с Ачиловым. Разговора этого Ачилов не слышал. Выйдя за ворота, он немного постоял, раздумывая, куда сейчас идти. Так и не надумав, двинулся неспешно вверх по улице, делившей город надвое. Шел без всякой цели, поглядывая на витрины шумных, переполненных людьми магазинов. Изредка заходил и, потолкавшись у прилавков, равнодушно пощупав взглядом штуки разноцветных тканей или блестящий строй телевизоров, брел дальше. Сухопарого, длинного, в выцветшей зеленоватой в клеточку рубашке, темных брюках, заправленных в неизменные брезентовые сапоги, его знали многие, здоровались, останавливались. Но, поговорив минуту-другую о незначащих вещах, Ачилов извинялся, ссылаясь на неотложные дела. И шел, шел…
Что с ним сейчас происходило, он и сам объяснить не мог. Просто какое-то неотвязное побуждение, смутное и непонятное, не отпускало его с улицы. Думать особенно ни о чем не думал, так, припоминал обрывки разговоров, имена, фамилии, сравнивал кое-какие факты, пока не делая далеко идущих выводов.
