И он тогда мне доверяется: «Брат, я бы уже давно его родил — но не умею на компьютере создать таблицу в формате А-3». То есть в размере бумажного листа в два раза больше, чем обычный писчий А-4, на котором этот план не умещался. И я ему: «Давно сказал бы! Давай нарисую!»
Я сел за наш штабной компьютер и, пока он отходил отлить, открыл страницу, создал документ — который, как в наш век, наверное, уже любой ребенок знает, надо как-нибудь назвать. Я ему дал первое же пришедшее в голову имя, сохранил под ним, после чего его с экрана стер — и начертил таблицу на 60 искомых клеточек.
Сергеич, воодушевленный этим не до конца освоенным им чудом техники поблагодарил меня за помощь — и начал заполнение клеточек своим фикс-планом. Он целый день провел за этим скрупулезным делом — внедрить в каждую клеточку, что ноября такого-то спецвыпуск, а такого-то рекламный ролик по «ТВ-Степь» и т. д. Под вечер весь наш коллектив, включая Юру, Оксану и других, собрался в комнате, чтобы разъехаться кому куда — и все ждут Сергеича. Он наконец забил последнюю клеточку — и, страшно довольный этим, забыв, что называется, сохранить свой документ, нажал на крестик для его закрытия. Но компьютер при таком неверном завершении работы выдает стандартную иконку: сохранить ли изменения в документе? И посреди его фикс-плана тут же выскочила надпись: «Сохранить изменения в документе «Хуйня»?»
Сергеич сразу даже не допер, что это я назвал так его документ — а не волшебный для него компьютер. В его полковничьем мозгу, заполошенным целым днем работы, это слово отозвалось примерно так же, как в мозгу Оксаны ее псевдоним. Он в ужасе отпрянул от экрана — к которому сейчас же кинулся народ, только и ждавший окончания его трудов. И дикий хохот публики, сразу понявшей весь его просак, посеял между нами уже нешутейное зерно раздора.
В первый же день приезда, не успел я распаковаться, у меня в номере звонит телефон. Ласковый женский голос: «Здравствуйте! Не хотите заказать девушек?» — «Не хочу». — «Что ж так?» — «Да так». Еще в тот день, до самой ночи, телефон звонил не меньше пяти раз — и все с тем же предложением, никак не находившем, к огорчению звонившей, спроса. Но капля, как известно, долбит и камень.
Серега обожал свою жену и, будучи куда моложе моего, все изнывал по ней: «Ну невозможно как хочу!» Поэтому те же тревожные звонки, не обошедшие и его номер, зудили его ретивое еще пуще. И через неделю этой непрерывной капельной осады наши с ним нравственные крепости — все же не камни-на-Оби! — сдались. Кстати Сергеича, чье ретивое было по-армейски неприступно, эти же звонки, видно, владевшие какой-то своей аналитикой, сразу обошли. Что его по-своему задело — тем более когда он еще обнаружил под своим матрасом пачку кем-то там оставленных презервативов: «Почему вам звонят — а мне нет?» — «Пожалуйся администраторше!» — «Нет, мне оно не нужно — но кто это за меня решил?»
