Я даже умудрился выдавить из себя возражение.
— А что будет, если я отвечу «нет»?
— С вами? Абсолютно ничего. А вот с вашей добрейшей матушкой… С вашей очаровательной домохозяйкой… — Он, казалось, немного смягчился. — Ваше жалованье многократно увеличится по сравнению с тем, что вы имели на прежней работе. Вдобавок мы предлагаем прекрасное пенсионное обеспечение. Нет худа без добра, Генри Ламб, нет худа без добра…
У меня закружилась голова, мне показалось, что это помещение с его невероятным обитателем отодвинулись от меня, стали далекими и нечеткими, как мир, на который смотришь через перевернутый телескоп.
— Вода… — неуверенно проговорил я. — Вы под водой.
— Околоплодная жидкость, — прошипел старик, корча гримасу, словно прогоняя какое-то отвратительное, давно забытое воспоминание. — Это не моя идея. — Его глаза презрительно скользнули по моему телу.
— Вы были близки со своим дедом, молодой человек?
Я сказал — да, был близок.
Он кивнул.
— А имя Эстелла вам что-нибудь говорит?
Мне только и удалось что выдавить из себя «нет».
— Вы должны были слышать это имя. Неужели он никогда о ней не говорил?
— Никогда.
Человек в аквариуме издал ужасающий скрежещущий звук, и я для себя решил, что это ближайший эквивалент вздоха.
— Если вы и в самом деле ничего не знаете, то война, возможно, уже проиграна.
— Какая война? С кем вы сражаетесь? Кто враг?
— Вы знаете их, — сказал Дедлок, и в голосе его были слышны ненависть и желчь. — Вы встречаетесь с ними, куда бы ни пошли. — Губы его дернулись, словно он не мог решить, то ли ему улыбнуться, то ли изобразить презрительную ухмылку. — Мы сражаемся с британской королевской семьей с тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года. Мы находимся в состоянии войны с Домом Виндзоров.
Я помню, что пробормотал какие-то возражения, а потом ноги мои стали как ватные, все начало терять резкость, и на меня опустилась темнота.
Дедлок не сводил с меня глаз, в которых читались презрение и разочарование.
— Ай-ай-ай, похоже, и среди нас есть слабаки.
Я потерял равновесие и, шагнув назад, свалился в руки мистера Джаспера, но, перед тем как вырубиться, снова услышал голос старика — горький и саркастический.
— Его дед будет ужасно горд.
Я пришел в себя на следующее утро, несколько часов спустя после того, как будильник обычно выгонял меня из сна; чувствовал я себя как боксер после нокаута, меня мутило и немного потряхивало. Рядом с кроватью стоял стакан с водой, лежали пакетик «алказельцера» и маленькая квадратная карточка кремового цвета, на которой было нацарапано следующее:
