Она уселась на кровать и стала перебирать разбросанные кружевные перчатки, но «обнаженная натура», ставшая укрытием для «Дамы в голубом», невольно притягивала взгляд: изображенный в три четверти мужчина тянулся к комоду за раскрытой книгой. Девушка чувствовала смущение, но не могла отвести взгляд от его тугих перламутрово-розовых ягодиц. Она прикрыла глаза и со смехом опрокинулась на спину. Неужели это хозяин книжной лавки? Она похвалила себя за находчивость: вряд ли кому-то придет в голову искать олеографию за голым мужчиной.
Далекий колокольный звон возвестил, что уже десять утра. Впервые за много лет Дениза могла свободно распоряжаться своим временем. Наверное, это и есть счастье! Собственная комната, предстоящая прогулка с молодым человеком и никакой хозяйки. Чтобы усилить сладкое наслаждение от безделья, Дениза принялась вслух перечислять, чем ей пришлось бы сейчас заниматься в доме мадам де Валуа. В этот час она бегала бы по городу с корзиной в руке, прицениваясь к овощам и пирожным для своей хозяйки. Погружаясь в дрему, Дениза повторяла: «Что мадам будет есть, если вернется?..»
— Две кроличьи головы — это же не конец света! Давай, Гоглю, сделай доброе дело, Господь вернет тебе сторицей!
— На что тебе кроличьи головы, папаша Моску? — насмешливо спросил мясник, подвешивая четверть коровьей туши на крюк. — Я тебя насквозь вижу, старый пройдоха, хочешь выдать кота за зайца!
— И что с того? Мясо оно и есть мясо, если хорошо сварено!
— Лови! — Гоглю кинул старику две окровавленные головы. — Но больше не приходи, Моску, время нынче дорого, и у меня есть дела поважнее твоего рагу!
— Спасибо, Гоглю! — крикнул папаша Моску.
Он едва успел увернуться от грузчика с тушей на плечах, который надвигался на него с криком:
— Дорогу! Дайте дорогу!
Старик прошел через павильон Бальтара, отведенный под торговлю мясом. Здесь царил красный цвет, здесь терзали плоть ради насыщения бездонных людских желудков. Тесаки отсекали головы, резаки выкраивали филейные части. Мужчины в забрызганных алой кровью фартуках выкрикивали распоряжения, тележки с тушами то и дело рисковали столкнуться. От сладковатого запаха крови папашу Моску затошнило, и он застыл, шатаясь, с кроличьими головами в каждой руке. Старик задыхался, ему мерещилась мертвая женщина в тачке. Куда он подевал ее тело? Яма, которую он копал под деревьями во дворе, — это был кошмар или реальность?
— Жозефина, грязная предательница, ты насылаешь на меня видения! Или это ты, проклятый Эммануэль?
