Хорошее дело — вот только Голый, например, и не собирался воровать весь рюкзак целиком, по его плану, достаточно было вынуть лишь сухарики. Потыкав Сеню пальцем, чтобы тот повернулся на другой бок, Голый запустил руку в горловину сидора и, нащупав сверток с сухарями, вытянул добычу на свет божий. Размотав тряпицу, он размял в руках один из сухарей, выкрошив его на Сеню, а остатки зашвырнул в пропасть, прямо на гигантский «ночник» АЭО.
Обернувшись, он увидел, что Сеня смотрит прямо на него — по-видимому, тычок пальцем промеж ребер был все же слишком силен:
— А чего это ты? Еще не ложился?
Кажется, Голому крупно повезло — сонный карапуз так и не разглядел, в чем дело, теперь оставалось только отбрехаться. Осторожно отодвигаясь подальше от Сени, хмырь принялся пролечивать бедолагу:
— Э-э… я тут сочинил кое-чего, — хмырь закинул три последние свои волосины назад и принялся шпарить, как по учебнику:
Толстый хоббит робко прячет
тело жирное в утесах.
Тощий хоббит Федор Сумкин
не в себе уже изрядно.
Только Голый, трали-вали,
гордо реет над пучиной.
Сеня зевнул и решил по привычке подколоть хмыря:
— Ну, что, талантливо! Даже гениально. А что у тебя еще есть в репертуаре? Кроме римейков?
Голый, однако, не просек, где юмор, поскольку был не слишком эрудирован:
— А что это?
Сеня понял, что его не поняли, и слегка огорчился:
— Это чужие песни со своими словами.
Он подошел к спящему боссу и потряс его за плечо:
— Слышь, давай вставай, Федор Михалыч. Счас пожрем и дальше пойдем.
Федор приоткрыл глаз, оценил обстановку и, переворачиваясь на другой бок, выдал собственную оценку происходящего:
— Отвали, козел.
Сеня едва-едва не брякнулся на задницу от обиды:
— Вот, опять хамить начал. Нехорошо это! Нельзя же так!
Федор, поплотнее укутываясь в плащ, только хмыкнул в ответ:
— Сеня, мне можно, я мегазвезда!
С ужасом поглядев на своего друга, Сеня обернулся к Голому и едва сдержался, чтобы не полезть и драку с мерзкорожим источником всех проблем:
— Начинается. У нас уже есть одна.
Чтобы хоть как-то успокоиться, он принялся рыться в своем мешке в поисках еды, но вместо свертка обнаружил только замызганную тряпицу. Глаза его наполнились слезами, он принялся трясти сидором и беззвучно открывать рот.
Голый, моментом сообразив, что пора переходить в наступление, принялся, полукругом обходя ошарашенного карапуза, приближаться к Федору, на ходу бормоча обвинения:
— Еды нет. Маршрута не знает. Таланту — ноль! Плохо он подготовился к походу со звездами.
