– Задумайтесь, товарищ лейтенант. Искореняйте неуставные взаимоотношения! И крепче всего, – Шкловский сердито сдвинул брови и покачал розовым пальчиком, – блюдите дисциплину в подразделении.
Кто-то прыснул за спиной у Шкловского, ёкнул тихий голосок:
– Чево-о блюдите?..
Шкловский круто развернулся, и под его сухим взглядом каждый солдат сделал такое движение, словно хотел спрятаться один за другого. Только рядовой Осенев безучастно сидел посреди всех в одной полосатой тельняшке прямо на скалистом склоне и тянул черную нитку из распоротого шва гимнастерки. Невидимая иголка в его руках выписывала восьмерку. Стягивался шов с каждым стежком. Обычное солдатское дело – подлатать прорехи в штанах в минуты затишья. Но только Шкловскому почему-то ужасно не понравился скромный портняжка.
– А вот вы почему сидите, рядовой? – взорвался вдруг Шкловский. – Что вы себе позволяете? Почему в присутствии старшего офицера расселись, как эти… вольнонаемные… Вы что, издеваетесь?
Осенев поднял невинные глаза, оглянулся, словно искал кого-то третьего, пожал плечами.
– Вста-ать, – тонким голосом закричал Шкловский, – когда к вам обращается замполит батальона…
Осенев встал, и шитье свалилось с колен. Брови у него полезли вверх, ухо задралось выше другого, на вытянутой шее показался грязный шнурок.
– Что это? – ткнул Шкловский пальцем в лицо Осеневу.
– Рядовой Осенев, – растерянно представился пулеметчик.
– Я вас не спрашиваю кто-о, я спрашиваю, что-о это? – зашипел Шкловский.
– Что, что-о-о?.. – совершенно растерялся Осенев.
– Вот это что-о-о? – закипел Шкловский, рука его потянулась к шее Осенева, пальцы вцепились в потертый шнурок. Затрещала в руках черная нитка, и над тельняшкой мелькнул крохотный нательный крест. Заблестела полустертая медь. Тонкие руки, распятые на кресте, разлетелись птичьим крылом. Золотой нимб воссиял над склоненной головой.
– Вот это вот, что-о? – вскричал Шкловский. – А-а?.. Что это?.. Крестами обвешались! Комсомольцы хреновы… Вот она – гнилая идеология. Вот что развелось от сопливых размышлизмов! – Шкловский недоуменно посмотрел на медное распятие. – Христиане уже развелись! Поглядите на это безобразие! Политинформаций в подразделении нет, партсобраний нет, а христиане есть… – Шкловский гневно топнул ногой по камню. – Снять немедленно!
– Не сниму, – тихо сказал Осенев.
Он потянул за лопнувшую нитку, перехватил крестик и зажал его крепко-накрепко в побелевших пальцах.
– Бросьте, я сказал, – взвизгнул Шкловский.
