Девушка открыла глаза и обнаружила, что Николас изучает ее.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Она кивнула, и сережки у нее покачнулись.
– Ты устала. Скоро мы остановимся поужинать и переночевать. И малыш уже просыпается.
Шея и бледные щеки у нее покрылись румянцем. Николас никогда не видел женщины, которую столь легко можно смутить одним намеком на кормление ребенка и естественные потребности человеческого организма. Если бы он ничего о ней не знал, то подумал бы, что перед ним юная леди, выращенная в тепличных условиях. Всякий раз, как ребенок просыпался, он просил кучера остановиться, а сам ждал на улице, пока она кормила сына. На станциях Николас радовался, что купил Клэр пару костылей, так как по объективным причинам он не мог сопровождать ее всюду.
Ребенок начал тихо хныкать, и она наклонилась к люльке.
– Город уже скоро, – сказал Николас, отодвинув кожаную шторку от окна, и дал инструкции кучеру.
Когда Клэр надела шляпку, закрепила ее шпилькой и взялась за перчатки, Николас заметил отсутствие украшения, которое точно должно было быть у нее на руке.
– А где твое обручальное кольцо? – поинтересовался он.
Она подняла на него чистые голубые глаза.
– У меня пальцы отекали, – тихо ответила она, смущенно отводя взгляд и надевая перчатки. Настоящая леди.
Или, черт возьми, прекрасная актриса. Время покажет.
Экипаж замедлил ход и вскоре остановился перед двухэтажным деревянным строением с табличкой «Отель», видавшей и лучшие времена, а теперь болтавшейся на ветру. Николас приподнял кожаную шторку и присмотрелся к сооружению.
– Выглядит не особо привлекательно. Может быть, поедем дальше?
Она серьезно оглядела здание.
– Уверена, что в качестве кратковременного убежища оно нас устроит, мистер Холлидей.
– Называй меня Николас, мы ведь все-таки семья.
Она опустила глаза, якобы рассматривая перчатки.
Дверца открылась, и Грувер опустил ступеньку. Николас вышел и, отстегнув с задней стороны экипажа деревянное кресло на колесах, вытер с него дорожную пыль, подкатил к дверце. Как и раньше, когда они останавливались, Клэр нерешительно приняла его руку и опустилась в кресло.
Николас поставил корзину с уже плачущим ребенком ей на колени и покатил кресло вперед.
У стойки он записался в регистрационной книге и взял ключи от номеров.
– Двадцать четвертый вверх по лестнице и направо, – объяснил служащий за стойкой. – Двадцать седьмой чуть подальше слева, а двадцать восьмой – напротив.
– А нет ли у вас комнат на нижнем этаже? Миссис Холлидей не может ходить.
