Таким образом, коренное население небольших островов, лежащих в южной части Эгейского моря, было истреблено так же бесследно, как прежде население самого полуострова. Но на обширном Крите доэллинские обитатели были слишком многочисленны, чтобы их можно было истребить; они были обращены в крепостных (мноиты, войкеи), которые должны были обрабатывать землю для своих новых господ[59], а сами победители, чтобы упрочить свое положение в стране, ввели у себя строгую военную организацию. Мало того: восточная окраина острова, область Итана и Прэса, никогда не была покорена греками; население этих двух городов — „исконные критяне", этеокритяне, как они называли себя — сохранило свою национальность и язык до V века. То же самое можно сказать и об „этеокарпафийцах", обитавших на пустынном соседнем острове Карпаф. Немногие острова северной части Эгейского моря, где господствует уже суровый фракийский климат, греки заселили только в историческую эпоху; до этого времени их крайними форпостами в этом направлении были Лесбос и, может быть, Тенедос; Фасос оставался в руках варваров до VII столетия, Лемнос и Имброс — до конца VI, а гористая Самофракия, насколько нам известно, никогда не была заселена греками, хотя с течением времени, конечно, усвоила их культуру.
Относительно племенного происхождения этих коренных обитателей у нас нет никаких точных известий. Надписи на каком-то негреческом наречии, найденные недавно на Крите и Лемносе, до сих пор еще не разобраны. Очень вероятно, что острова северной части Эгейского моря были первоначально заселены с соседнего фракийского прибрежья. Действительно, Гомер называет жителей Лемноса синтийцами, и еще в историческое время на Среднем Стримоне сидело фракийское племя, носившее такое имя. Нельзя также сомневаться, что карийцы некогда заселяли ближайшие к ним острова, может быть, они проникли и несколько далее на запад и заняли также Крит и Киклады.
Лучше известен нам этнографический состав коренного населения Малой Азии. Обширное плоскогорье, занимающее середину полуострова, было заселено народом индогерманского племени, фригийцами. Близкое родство их языка с греческим обратило на себя уже внимание древних, но, по-видимому, еще ближе стояли они к фракийцам. Поэтому можно думать, что фригийцы пришли на свою позднейшую родину с Балканского полуострова, через Босфор или Геллеспонт. Их северные соседи, вифинцы, жившие у Босфора, представляли фракийское племя, как, вероятно, и мисийцы на южном берегу Пропонтиды. Возможно, что и лидийцы находились в тесном родстве с этими племенами, но остатки лидийского языка слишком скудны, чтобы можно было прийти к какому-нибудь определенному выводу на этот счет. Об обитателях гористой юго-западной части полуострова, карийцах и ликийцах, мы до сих пор достоверно знаем только то, что они говорили на флектирующих языках, которые по своему морфологическому строению представляли большое сходство с индогерманскими; по-видимому, также карийцы и ликийцы стояли очень близко друг к другу. Но пока не будут прочитаны ликийские надписи, вопрос о том, принадлежали ли эти народы к индогерманскому племени, должен остаться открытым.
