Симпельберг упрямо смотрел на жену:
— Ерунду какую-то несут. Разливай-ка суп, пока не остыл.
Мадам Симпельберг кивала:
— Пусть себе молодые живут, как хотят. Далеко так далеко. Что поделаешь, раз им нравится портить себе здоровье!
И со вздохом опускала половник в супницу.
Когда дети и внуки разъезжались каждый в свою глухомань, Симпельберг, выпив на ночь травяного чая, шел спать, раздумывая о суматошном деньке.
Он залезал в постель, где уже похрапывала жена, выключал лампу у изголовья, растягивался на мягком матрасе и в ту же минуту засыпал сладким сном.
Меж тем ангелы-хранители на небесах не смыкали глаз.
Те, что были приставлены к людям деятельным, героям и звездам, читали на экранах слежения: «Заурядные люди. Вмешательство не требуется».
А те, что опекали всех симпельбергов на белом свете, суетились вокруг приборов с надписью: «Внимание! Отчаянные головы — тщательно оберегать!»
Вопреки посулам организаторов вечера, никто не изъявлял желания купить книги Превермана и получить его автограф.
Все расходились сразу после его выступления. Один говорил: «Мне завтра рано вставать», другой: «Возьму почитать вашу книгу у брата» или еще что-нибудь в таком духе.
Преверман оставался один в опустевшем зале, перед заготовленными стопками альманаха идишской поэзии, который он издавал.
Только однажды подошел какой-то человек и спросил, можно ли купить один номер. Преверман был так поражен и обрадован, что подарил ему этот номер, а в кассу Литературного общества внес деньги из своего кармана. Но, едва выйдя на улицу, наткнулся на альманах, который валялся на тротуаре. Преверман вспыхнул, подобрал книжку и обнаружил, что из нее вырвано несколько страниц. А тот, кто это сделал, стирал бумажным комком снег со стекол своего автомобиля. Он заметил Превермана и имел хуцпа, наглость, приподнять шляпу и сказать:
— В кои-то веки ваш альманах пригодился для дела!
С тех пор Преверман стал на каждую встречу приносить с собой раскладной столик и под конец выступления продавать с него пластинки на идише и бутерброды с пикельфлейш.[2]
Устроители из разных культурных обществ, которые его приглашали, бывали озадачены торговлей снедью. Пластинки — еще куда ни шло, но бутерброды! И зря, зря они пожимали плечами, потому что музыка продавалась так же плохо, как альманахи, зато бутерброды с пикельфлейш шли нарасхват. Сам Преверман освоился очень быстро: ровно в десять тридцать, закончив лекцию, он как ни в чем не бывало становился за свой раскладной столик. Люди подходили, покупали бутерброды, беседовали за едой.
