— Эй, соревнующийся,— крикнул я,— растрясешь кило¬граммы!
— Имеем право! — Костик круто свернул со своего курса и подскочил к нам.
Оказалось, что в наше отсутствие в лагере произошли важ¬ные события. В медчасти мнимых больных разоблачили за¬долго до того, как они успели показать все симптомы своих заболеваний. Ниточка потянулась дальше. Узнав в чем дело, отрядные вожатые и воспитатели ахнули. Состоялся большой и полезный разговор. Борьбу за привес признали никчемной затеей, а также медвежьей услугой, которую мы оказали собственному здоровью и — что особенно важно — самим принципам соревнования. Оба отряда всё хорошо продумали, взвесили и прочувствовали.
Сообщение Костика меня глубоко задело. Моя пламенная речь на уровне Цицерона теперь не требовалась никому. Об¬разец ораторского искусства бесповоротно пропал. Его можно было выкинуть на помойку.
— Сейчас-то куда бежишь?— поинтересовался Вовка Тру¬шин у Костика.
— На спортплощадку. Затеваем соревнование за прирост. Какой отряд на сколько сантиметров вырастет. Хочу на пе¬рекладине повисеть полчасика. Чтобы вытянуться…
«Речь пока не надо на помойку,— подумал я.— Приго¬дится!»
КА ЧЕ?
В нашей школе ребятам до восьмого класса часов носить не разрешают. Строгости страшные, проверки каждый день! Обнаружат часы, отдадут завучу Ольге Александровне, и они лежат у нее, пока кто-нибудь из родителей не придет. Ни¬кто не знает, сколько до звонка — изводятся все ужасно. Мишка нашел выход из положения еще в четвертом классе, когда папа подарил ему «Ракету»: стал носить часы на но¬ге. Скоро год их носит, и ни один проверяющий часов не оты¬скал. Мы всегда знаем время с точностью плюс-минус сорок пять секунд — такое отклонение в суточном ходе часов допу¬скается инструкцией.
Как-то Костик спросил:
— Послушай, Сазонов! Будь любезен, если не трудно, скажи, пожалуйста, который теперь может быть час? Сколько осталось минут до конца урока?
Мишка как-то странно посмотрел на Костика и не отве¬тил. Задумался. Тот раза три спрашивал, прежде чем Мишка отвлекся от одолевших его мыслей. Костик смертельно оби¬делся — он у нас душевно ранимый.
— Зачем,— упрекнул я Мишку, когда шли домой,— Ко¬стика расстроил?
— Нечаянно. — В Мишкиной голове все еще шел актив¬ный процесс мышления. Он повернулся ко мне: — Ты в вопро¬се Костика не заметил ничего интересного?
— Это ему было интересно, который час, — сказал я. — А ты молчал… Трудно, понимаешь, ногу поднять!
— Вопрос, который задают очень часто…
