Настроение сразу изменилось. Будто Володьке подарили что-то замечательное.
Он заорал и ударил кулаком по воде. Тотчас же над его головой повисла тоненькая бледная радуга.
Он снова заорал, и кто-то радостно ответил ему с берега счастливым заливистым воплем. Володька поглядел на берег и увидел чудо.
Определенно что-то в мире изменилось. Прорвался тугой волшебный мешок — и чудеса посыпались на измученную зноем землю.
На берегу хохотал-заливался изумительный щен. Он был в очках. Представляете? Щен-профессор. Но это был ужасно веселый профессор. У него была улыбка до ушей и тысяча ослепительных зубов. Он ими пускал зайчиков. А еще на нем была самая пушистая шуба на свете и разные уши: одно строгое — торчком, а другое болталось дурашливо и смешливо. Очки были белые — правильной такой формы, с тоненькими оглоблями. Сам черный, только очки белые да кончик восторженного хвоста.
— Ура! — крикнул Володька.
— Ра-ра-ра! — завопил щен и укусил Каспийское море. За самый краешек.
Потом он стал сердито плеваться и во весь голос обругал море: зачем оно такое невкусное, соленое.
Это был на редкость жизнерадостный и нахальный щен.
Володька, как крокодил, выполз на брюхе до половины из воды и сказал:
— Здравствуй, очкарик.
Щен подмигнул ему обоими глазами и отважно ткнул прохладным шершавым носом в шею.
— Тебя как зовут? — спросил Володька. Щен не ответил.
— Ты что это — разговаривать не умеешь? — рассердился Володька.
Щен печально покачал головой.
— Научим, — пообещал Володька и добавил: — А как тебя зовут, я и так знаю. Тебя зовут Филимон. Так? Фи-лимоша.
Щен ликующе взвыл и запрыгал, отрывая от земли сразу четыре лапы, будто они у него были на пружинках.
Потом он посерьезнел, торжественно подошел к Володьке, потерся головой о его щеку и похлопал лапой по плечу.
Но не фамильярно, а ласково. Просто они сразу понравились друг другу и стали друзьями. Бывает ведь так — сразу. С первого взгляда.
Такие вещи случаются только на море. Может быть, на каком-нибудь приличном море, на каком-нибудь там океане, все иначе, но на Каспийском бывает так: то пекло рыжее мохнатое солнце и вода стояла плоская, как в блюдце, то вдруг ни с того ни с сего завыло, закрутило, солнце занавесилось рваной серой тучей, а волны стали бестолково болтаться в разные стороны.
Они не катились ровненькими рядками к берегу, как на всяком нормальном море, а суматошливо плескались, сшибались друг с дружкой, как пьяные, и дубок на них мотался в разные стороны, плясал пробкой, а пассажиры мотались в дубке и кляли все на свете.
