– Давай, жуй, старшой, – заметивший состояние Котлова Алексей легонько пихнул его в бок, – нам еще жить надо. Вырвемся, всех помянем. Пойду в первую же церковь, поставлю за упокой да молитву закажу.
– Подождем, пока водку не найдут, – предложил Халиуллин. – Может, перепьются до хрюканья.
– Надо говорить: до поросячьего визга или как свиньи, рожа ты татарская, – хохотнул Черкасов. – Да только не будет этого. Капитан не позволит. Ни капли не даст.
– Не похоже на поляка, – сказал Халиуллин.
– Он же не местный поляк, забыл? – злобно бросил Виктор Николаевич.
– А кто?
– Наш предатель. Вырос под Каунасом. Вырос, пошел родину предков освобождать, да видишь, в кого превратился.
– И Марко хохол галитчинский. Как он сюда попал?
– Странная парочка, – заметил Комаров. – Украинцы с поляками всегда были на ножах. Мне дед рассказывал, поляки до войны украинцев и белорусов людьми не считали.
– Вот видишь? А сам как полыхнул, когда тебя Ост на жалость развел, – Алексей Черкасов хитро прищурился.
Пока офицеры спорили, летчики наворачивали жареную картошку с мясом, да так, что за ушами трещало. Мясо было свежее, еще пару часов назад жевало жвачку в стойле и тянулось к мамкиному вымени. Повстанцы забили теленка и молоденькую свинку, решив, видимо, побаловать себя в награду за сегодняшние подвиги.
После ужина в выделенную под камеру комнату зашел лысый бородатый Збых и передал Виктору Котлову приглашение на разговор к пану командиру.
– Дженькуе[6], – буркнул в ответ Виктор Николаевич. Он не только разговаривать, но видеть Юргена Оста не хотел. Приходится. Не он, Котлов, назначал время и место встречи. Пока не он.
Капитан встретил Виктора Котлова в гостиной. Партизан вольготно расположился на стуле у камина. Горел электрический свет. На столе стояли чайник, вазочки с вареньем, горкой лежало печенье.
– Проходи, адмирал, угощайся, наливай чаю, сахар рядом, – Юрген Ост кивнул на сахарницу. – Извини, я на тебя накричал. Не сдержался. Наболело. Тут все огнем горит, – капитан приложил руку к сердцу.
– Шнапса или домашнего вина не нашли? Хлебнуть бы, – Виктор Николаевич надеялся личным примером втянуть Оста в пьянку. А там и остальные потянутся за командиром.
– Нашли. Да больше нету. Две бочки вылили в выгребную яму. А чему ты удивляешься? Это на Неметчине не принято больше трех кружек пива за вечер уговаривать, это немцы рюмочку шнапса закусывают кильцем колбасы толщиной в руку. Вы, русские, привыкли ставить на стол бутылку водки, пропускать по паре рюмочек, а недопитое убирать в холодильник, до следующего застолья. Через месяц, – со злобой выдохнул Юрген.
