Все выпили, Настя наклонилась к Алене и шепотом сказала ей на ухо:
— А ты первый раз когда целовалась?
Алена отстранилась, внимательно посмотрела на сестру.
Перед ней сидела почти сформировавшаяся девушка.
— Целоваться можно, но без всего остального! — строгим шепотом ответила Алена. — Усекла?
— А Катька Свиридова уже… — снова зашептала Настя. — Хотя меня младше.
— А ты не смей! Я тебе ноги поотрываю!
Тут поднялся Роман.
— Я тоже хочу сказать. Я, конечно, здесь недавно, но у меня такое чувство, словно я жил здесь всегда. А все потому, конечно, что прикипело мое сердце к самой красивой и самой прекрасной женщине ваших полей и лесов — к ненаглядной моей Тамарочке. Конечно, дочки у тебя, Тамара, замечательные, дай им Бог здоровья. Но ты для меня — самая сладкая, самая любимая. За тебя, Тамара! Иди сюда, я тебя поцелую. Пусть все видят нашу любовь!
Конечно, все закричали «Горько! Горько!», и Жуков, сидя рядом с Аленой, действительно горько крякнул, глядя, как открыто и всласть целуется Тамара с Романом, прижимаясь к нему всем телом…
А в конце обеда мать подсела к Алене, сообщила негромко:
— Бабка твоя помирает. В Хорёнках. По отцу которая.
Алена выжидательно взглянула на мать. Та пояснила:
— Уже четыре письма прислала — тебя зовет, проститься.
— Ма, — взмолилась Алена, — я же к ней прошлый год ездила! Она уже пятый раз помирает!
Но мать гнула свое:
— У нее там дом хороший, каменный. Может, она тебе его оставит.
— Да нужен он мне! — пренебрежительно отмахнулась Алена.
— Нам нужен, дочка. Смотри нас сколько! И я опять в положении…
— Ты с ума сошла! Правда, что ли?
Мать утвердительно кивнула.
— Съезди к ней. Ради нас.
— Да я же послезавтра в Париж лечу, понимаешь? В Париж!!!
— А сегодня в Хорёнки съезди, — настаивала мать. — Тут езды-то семь километров! Прошу тебя! — И повернулась к Виктору: — Витя, ты можешь ее к бабке свозить? В Хорёнки…
К ночи, выкатив на санях из леса, Виктор и Алена оказались в деревне Хорёнки. Виктор, правя конем, нудил:
— Я не понимаю, Ален, ведь все хорошо было. И в свадьбу столько денег вбухали! А? — Он дернул Алену за рукав. — Ален!
Алена сдвинула на голове наушники от плейера.
— Я ж тебе все объяснила. Мы с тобой друзья.
— Но для бабки-то молодожены?
— Сказал тоже! Для бабки! Что ей объяснять? Она помирает.
Позже, сидя у печки, жарко растопленной Виктором и Аленой, баба Фекла, укутанная в тулуп и валенки, показывала Виктору пожелтевшие фотографии своей молодости, вставленные в одну общую и засиженную мухами рамку.
