— Постараюсь, — ответила она неуверенно. — А он станет перевозбуждаться?
— Думаю, он будет трудным пациентом, насколько я его знаю и судя по тому, что случилось ночью, — произнес он сухо. — Он пытался встать! Мой зять очень энергичный и деятельный человек, для него невыносима сама мысль, что он оказался в больнице. Он еще не знает, до какой степени серьезны его травмы. И я не хочу, чтобы он знал.
В палату вошла медсестра, и вместе с Керни Холдстоком они осмотрели больного, затем вышли, и Лейла осталась с ним одна.
Марвуд лежал, глядя перед собой. Когда Керни заговорил с ним, было очевидно, что он узнал его, но никак не откликнулся. Керни предстоял большой обход, но ему очень не хотелось покидать мужа сестры.
— Тебе удобно, Марвуд? — спросил он негромко.
Марвуд Таппенден смотрел на него некоторое время, затем закрыл глаза.
— Он вас слышит, как думаете, сэр? — прошептала сестра.
— Да, он слышит, — мрачно сказал Керни и вышел из палаты в сопровождении медсестры.
Некоторое время в палате царила полная тишина, затем больной открыл глаза и в упор посмотрел на Лейлу.
— Снова вы, — произнес он. Говорил он явно с большим трудом, но, видимо, считал необходимым сказать то, что хотел.
— Да, это я, — с улыбкой подтвердила Лейла. — Может быть, позвать мистера Холдстока назад?
— Нет, не надо. Пускай только вы. Я подумал, что вы Ром.
— Я знаю. Может, вам что-нибудь принести?
— Нет! — беспокойно воскликнул он, затем повернул к ней голову. — Нет. Слушайте. Моя одежда — где она? Мне нужно… то письмо.
— То, которое вы несли на почту? — улыбнулась ему Лейла. — Но ведь это может подождать, пока вы не почувствуете себя лучше. Это был какой-то сюрприз для вашей жены, да?
Ее слова, кажется, его ужаснули.
— Нет! Конечно нет. Ей… нельзя знать.
Лейла пристально смотрела на него. Вид у него был крайне обессиленный.
— Вам лучше сейчас поспать, — пробормотала она.
Он закрыл глаза, тогда как она лихорадочно обдумывала услышанное. Добраться до его вещей она никак не могла. Их вообще могли выбросить — если они были порваны, залиты кровью, ни на что больше не годны. Но если в кармане лежало письмо, на что он, по-видимому, намекал, и оно содержало что-то очень для него важное, как ей успокоить его? Если сказать, что одежда уничтожена, это едва ли поможет.
Он открыл глаза и снова заговорил:
— Мы можете пойти туда, где… мои вещи, и… взять письмо?
— Вы хотите, чтобы его отправили? — спросила она мягко.
— Я просто… хочу его.
