…Предупреждая раздражение, сразу сообщаю — это очень длинная история. И еще: заголовок, проставленный сверху, несмотря на его истинность, все же — маскировка. Настоящее название лежит на самом дне этого длинного текста. Потому что понятным оно станет только после прочтения, и уже не сможет внести смятение в умы целомудренных читателей.
«У вас есть что-нибудь объемное? — спросил один петербургский издатель. — Роман нужен, что мне делать с вашими рассказами?». Господи, да конечно есть! — уверенно солгал автор. Вечером он сел в поезд «Петербург — Уфа» и за ночь, лежа на боковой возле туалета, спускаясь временами, чтобы прикрыть ноги юной незнакомке, спящей на нижней полке купе (иначе вдохновение как-то мучительно твердеет), и выходя в тамбур перекурить — вот за эту полную перестуков, ветра, летящих влажных огней, этих тонких коленок и сбившейся простыни со штампом — за одну из прекраснейших ночей в жизни он написал весь роман. Закорючками на пяти листочках. Будь в его распоряжении полярная ночь, он вышел бы на ночной перрон с пачкой исписанных убористым почерком листов. Но широты не те, слишком низкие широты…
Прошел год, издатель устал ждать и забыл об авторе. Автор же все тянул, не решался, все точил и грыз перья до их полного исчезновения. Он решил взбодрить свою память и написал Бортжурнал — для разминки. Но Бортжурнал вырос кустом сухих историй, а весь живой сок, который жадина приберегал на роман, остался нерастраченным… Теперь автору терять нечего. Черт с ним, с издателем, бог с ним, с романом. Он открывает заветную бутылочку и выливает ее содержимое — самую главную историю — под кустик историй о борттехнике. И если в результате распустится цветок, то это и будет настоящее заглавие — три главных слова в самом конце.
Ноябрь уж на дворе, а снега все нет. Только туман. Какое совпадение — выдыхая струю дыма в туман, удивляется автор, — в то же самое время они и отправлялись. В Приамурье все еще не было снега, еще бегали по уже льдистым, хрустящим стоянкам борттехники в лоснящихся демисезонках, воруя друг у друга клювастые масленки и мятые ведра — шел перевод бортов на зимние масла. «Быстро, быстро! — дыша духами и туманами, кричал мелькающий тут и там инженер, — белые мухи на носу, а вы все телитесь, еб вашу мать!». А над всем этим крякали и курлыкали улетающие на юг последние птицы…
